Дзюдо и кино - [49]

Где-то через час «Чайка» с оружейником на огромной скорости вернулась к съёмочной площадке и, завизжав тормозами, резко остановилась. Из неё выскочил белый, трясущийся оружейник и крикнул мне:

— Быстро! Поехали!

Я понял, что случилось нечто неординарное, не мешкая, сел в машину, и мы помчались обратно к школе. По дороге оружейник рассказал, какую картину он застал в оружейном подвале, неожиданно вернувшись за карабином. Уволенный пиротехник собрался отомстить всем за своё увольнение. Действуя сознательно и методично, он соединил все пять тонн взрывчатки и приготовился их взорвать. Адскую машинку он держал в руках, когда оружейник аккуратно зашёл к нему за спину и вырубил его сильным ударом в голову…

Подъехав к школе, мы кубарем скатились в подвал, и я увидел лежащего на полу избитого и крепко связанного пиротехника. На полу валялась машинка для приведения в действие взрывчатки, а к каждому ящику со взрывчаткой тянулись провода… Я похолодел от ужаса, представив, что могло быть со школой и семьюстами учениками, мирно сидящими в данный момент на уроках, если бы не случайно забытый карабин… Пять тонн взрывчатки и невменяемый алкоголик пиротехник!

Я оставил сторожить его оружейника, а сам помчался в Киев. Ворвался к директору, вытребовал начальника пиротехнического цеха и повёз их обоих полюбоваться на действия человека, за которого они ручались и гарантировали! Я кричал, не стесняясь в выражениях, и никто не смел мне возразить, особенно, когда поняли, что на кону были жизни семисот детей! Если бы не рука Всевышнего, заставившая оружейника возвращаться за карабином, случилась бы трагедия мирового масштаба!

Инцидент замяли. Пиротехника отправили в психушку, а мне прислали другого.

«Гоп-стоп, Зоя…»

Как я уже сообщал, начинались съёмки «Театра неизвестного актёра» ранней весной. Дни стояли холодные, и съёмочная группа, и актёры сильно мёрзли. Помню, как мы снимали один эпизод, когда труппа актёров переезжает с фронта на фронт, подсаживаясь на железнодорожные платформы со всякой рухлядью. Натурные съёмки велись холодным ранним утром. А Лебедев, Мильтон и Казаков были уже не очень молодыми людьми. Чтобы они не замёрзли и не простыли, в начале съёмочного дня мы наливали им по рюмочке водки — для профилактики и согрева. Несколько дублей отснимем — снова по рюмочке, потом ещё несколько дублей — опять по рюмочке. Вот так рюмочка за рюмочкой, к середине съёмочного дня актёрский состав заметно веселел. В один из таких дней количество рюмочек, видимо, превысило допустимую норму, и актёрам стало совсем весело. Миша Казаков взял инициативу в свои руки и запел. Сначала потихоньку, а потом всё громче и громче:

— Гоп-стоп, Зоя, кому давала стоя…

К Мишиному голосу сначала нерешительно, а потом всё больше входя во вкус, присоединились Эмилия Мильтон и Евгений Лебедев. Трио знаменитых уважаемых актёров, известных всей стране, старательно, во весь голос выводили махровую блатату:

— …Начальнику конвоя за пачечку «Прибоя»…

Съёмки на время этого импровизированного концерта, мало похожего по сценарию на концерт «для поднятия боевого духа Красной Армии», остановились. Вся съёмочная группа покатывалась со смеху. С этой чудесной песенкой мне предстояло столкнуться ещё раз при весьма пикантных обстоятельствах.

В аккурат перед Днём Победы наш покровитель, доблестный генерал-лейтенант Георгий Городецкий загремел в военный госпиталь. И мы — Николай Рашеев, Александр Итыгилов и я — решили съездить к нему 9 Мая, поздравить с праздником и заодно творчески скрасить пребывание в больнице. Для придания мероприятию большей весомости мы уговорили Михаила Казакова поехать с нами. Я позвонил генералу и предупредил его о нашем приезде, а он телефонировал своей жене Юлии, чтобы та тоже подъехала для знакомства со знаменитостями. Мы взяли с собой бутылку хорошего коньяка и вчетвером ввалились в больничную палату класса люкс к генералу.

Всё было хорошо и прекрасно, пока мы аккуратно по рюмочке распивали привезенную нами бутылку коньяка. Но генерал оказался хлебосольным хозяином, и к моменту окончания нашей бутылки его водитель привёз ещё коньяка и разных закусок типа икры и балыков. Затухающее веселье заметно оживилось. В самый разгар тостов и армейских анекдотов, после очередной рюмки, на лицо Миши Казакова внезапно наползла какая-то тень. Пристальным хмурым взглядом он посмотрел на Юлию, жену генерала, а потом вдруг выпалил:

— Юля! Мать твою, сними парик!

Николай, Александр и я одномоментно замерли от ужаса. Такое брякнуть жене генерала, да ещё в его присутствии! «Сейчас будет дуэль, не иначе», — подумал я. Но надо отдать должное Юлии. Она совершенно не растерялась, не впала в истерику, а рассмеялась и ответила:

— Ой, Миша, перестаньте! Меня этим не удивишь. Я жена строевого офицера. За долгие годы казарменной жизни я и не такое слыхала!

Мы облегчённо выдохнули — кажется, дуэль откладывалась. Но Миша только входил в раж.

— Ладно, понял, — пьяно промычал актёр, рванулся к окну, распахнул обе створки, наполовину высунулся из окна, держась двумя руками за рамы, и запел во весь голос…