Дзюдо и кино - [51]

— Это вы подговорили командира кавалерийского полка! Он отказывается давать мне коня для покраски! Мало того — он на меня накричал! Обвинил меня в антисоветчине и заявил, что выдаст мне ведро красной краски, чтоб я сам себе все места покрасил, какие захочу! А своих коней он красить не позволит!

Я, конечно, бегом к командиру полка:

— Ну как же так! Что ж вы меня так подставили? Я просил мягенько режиссёру отказать, а вы ему всё вывалили напрямую…

На что он ответил, потрясая кулаками:

— Я — коммунист, и вы — коммунист! Я с этими подрывными элементами панькаться не собираюсь!

Вот так, благодаря прямолинейному командиру кавалерийского полка, нашим монтажницам не пришлось ничего вырезать.

Обещанная награда

В общем, картину мы сдали вовремя. Старик Смолич, правда, немного не дожил до этого момента, но коммунисты Канады были довольны, и в Москве тоже все были счастливы — не опозорились перед канадскими товарищами.

В самом конце съёмок армия выставила мне счёт на триста тысяч рублей. А из всей сметы у меня оставалось только тридцать тысяч. Я взял счёт, сделал «возмущённое» лицо и отправился к Городецкому.

— Вот, полюбуйтесь, какой счёт мне выставил ваш зам по тылу! — Я показал генералу смету. — Какие триста тысяч? У меня есть всего тридцать!

Городецкий при мне набрал номер своего зама, включил громкую связь, чтоб мне было слышно, и задал вопрос:

— Генерал-майор! Ты хочешь быть генерал-лейтенантом?

— Так точно, хочу! — ответил ему заместитель.

— Так что же за счёт ты прислал Цыганкову? Какие триста тысяч? Ты что, не догадался разделить на десять?

В ответ повисла пауза…

— Так я вообще-то в десять раз и уменьшил… — после паузы ответил заместитель.

Городецкий повернулся ко мне:

— Ты слыхал? Тебе уже счёт уменьшили в десять раз.

А я невозмутимо посмотрел ему в глаза и ответил:

— Да неважно во сколько раз уменьшили. У меня есть всего тридцать тысяч. И всё! Понимаете?

— Твою дивизию… Ну ты даёшь! — генерал аж крякнул от моей наглости, а потом продолжил для своего зама: — Слыхал? У него есть только тридцать тысяч! Пиши — тридцать тысяч!

В общем, благодаря нашей доблестной Советской Армии, мне удалось круто сэкономить. Прошу заметить, не в собственный карман, а на благо Родины. Сейчас, к сожалению, это выглядело бы верхом глупости. В приподнятом настроении, с документами о вовремя сданном фильме, я отправился к Председателю Госкино Украины Большаку за обещанной премией для съёмочной группы и за повышением для себя.

— Да? Я обещал премию в размере пять тысяч рублей? — с удивлением посмотрел на меня Большак.

— Обещали! — утвердительно кивнул я. — В присутствии Секретаря парткома.

— Интере-е-есно! — протянул Большак и по телефону вызвал к себе Секретаря.

— Тут товарищ Цыганков утверждает, что я в вашем присутствии обещал его съёмочной группе премию в размере пяти тысяч рублей. Что вы думаете по этому поводу?

— А что тут думать? — пожал плечами Секретарь. — Влепить ему выговор или строгий выговор за дерзость, на ваш выбор.

— Тебе всё понятно? — спросил у меня Председатель Госкино.

— Всё, — ответил я. — Можно я пойду?

— Иди, — милостиво отпустил меня Большак без выговора и без премии.

Но директором объединения «Юность» меня всё-таки назначил. Карьерный рост продолжался.

Завоевание авторитета

Итак, я совершил невероятный скачок по карьерной лестнице — в двадцать восемь лет стал директором объединения детских и юношеских фильмов «Юность». Моя голова кружилась от успеха! Мало того, что до этого я был самым молодым директором фильма в СССР, но чтоб в таком возрасте стать директором объединения — об этом я даже мечтать не мог!

Объединение на тот момент было самым отсталым на киностудии. Глазмана на этом посту несколько лет назад сменил Ротлейдер, старик глубокого пенсионного возраста. Моё назначение означало вливание молодой, свежей крови в работу объединения. Альберт Григорьевич Путинцев мне сразу так и сказал:

— Или ты наведёшь в нём порядок или вылетишь.

— А чего ж столько времени не вылетал предыдущий директор Ротлейдер? — поинтересовался я.

— Ротлейдер — бывший уважаемый чекист, и за его былые заслуги с него спрашивать нельзя было. А с тебя — можно и нужно!

И я, воодушевлённый напутствием, приступил к работе. Теперь я входил в элиту киностудии. Целый этаж отводился под так называемый директорский коридор, и в самом конце этого коридора у меня был личный кабинет. И ещё у меня открылся доступ в директорский буфет, где собиралась только избранная престижная тусовка из представителей руководства киностудии и творческой элиты.

Уходя, Ротлейдер был сильно обижен и не стал сдавать мне дела. Поэтому в первый же рабочий день в новой должности, я решил провести встречу с главным редактором объединения, чтобы она ввела меня в курс дел. Это была крашеная блондинка с когда-то привлекательными формами, и как выразились бы классики, «со следами былой красоты на лице». Я буду упоминать её, используя вымышленное имя Алла Ткачук. На киностудии перед ней многие заискивали, склоняли головы и здоровались первыми, так как она была женой Управляющего делами ЦК Компартии Украины.

В приёмной активно стучала на пишущей машинке, не выпуская из зубов дымящейся сигареты и поглядывая вокруг циничным оценивающим взглядом, секретарша Катя. Её-то я и попросил пригласить ко мне в кабинет Аллу со всеми рабочими сценариями. Катя пошла за Аллой, но через некоторое время вернулась, делая вид, что слегка обескуражена.