Дзюдо и кино - [52]

— Даже не знаю, как вам сказать, — начала она, якобы смущённо, но я заметил хитринку в её глазах. — Алла просила передать, чтобы вы шли на хрен со своим приглашением. Если вам что-то понадобится, сами к ней придёте.

Отличное начало! В первый же рабочий день меня послала моя подчинённая. И это при моём неоспоримом авторитете среди директоров и заместителей на киностудии. Я нашёл в себе силы сдержаться, спокойно ответил Кате:

— Спасибо, Катя, можешь идти, — и задумался о существующем положении вещей.

Главный редактор, по сути, второй человек в объединении после директора. Значит он должен слаженно со мной работать, признавая моё верховенство, а не вставлять палки в колёса. Я подумал ещё немного и отправился прямиком в плановый отдел. Девчата из планового меня хорошо знали и приветливо заулыбались:

— Что нужно, Сергей Владимирович?

— А дайте-ка мне полную сводку по всем принятым и оплаченным сценариям, запущенным и незапущенным в производство в моём объединении за последние три года…

Девчата выдали мне все необходимые документы. Целую неделю я их тщательно изучал, высчитывал и сводил калькуляцию. Итогом моего недельного кропотливого труда явилось заявление в партийный комитет киностудии, в котором я изложил ситуацию в принятом мной объединении. Я выяснил, что было оплачено, а затем списано огромное количество сценариев, и приводил сумму, на которую был нанесён убыток государству. Также мною были проанализированы сценарии, запущенные в работу — практически все они были ужасны. И это в то время, когда хорошие сценарии продолжали пылиться на полке. Я жёстко описал идеологический убыток, который был нанесён стране и партии. Моё заявление заканчивалось неоспоримыми фактами того, что коммунистка Алла Ткачук провалила работу объединения, и требованием принять на парткоме решение об её увольнении.

Составив такое заявление, я решил сначала подпереться одобрением от КГБ и отправился в Первый отдел на киностудии — отдел контроля соблюдения секретности. Начальником отдела был полковник ГРУ в отставке Степанов Алексей Иванович. Он же являлся заместителем секретаря парткома киностудии. Очень вежливый, далеко не молодой мужчина, всегда демократически одетый, в пиджаке и без галстука, ходил по коридорам киностудии. Но у некоторых работников от его широкой улыбки начинали дрожать коленки. Мне было известно, что Алексей Иванович далеко не так прост, как могло бы показаться на первый взгляд. Лет тридцать назад, когда он входил в кабинет к Лазарю Кагановичу, человеку из ближайшего сталинского окружения, тот первым шёл ему навстречу, спеша поприветствовать. В дальнейшем Алексей Иванович стал моим учителем и наставником, неоднократно спасавшим мою жизнь.

— Ты вообще понимаешь против кого хочешь выступить? — спросил он, внимательно изучив мои бумаги.

— Понимаю, — ответил я. — Но у меня, судя по всему, нет другого выхода. Я пришёл сюда с единственной целью — работать, и не могу позволить своим подчинённым не считаться со мной.

— Что ж, — одобрительно кивнул Алексей Иванович, — давай, запускай свою бумагу.

Заручившись поддержкой КГБ через Степанова, я отправился к директору киностудии Путинцеву, показал своё заявление и предупредил его, что собираюсь вынести это дело на партком.

— Ты же знаешь, кто её муж! Догадываешься, какие это может иметь для тебя последствия? — взвился Путинцев.

— После того как навязанный вами пиротехник чуть было не отправил на тот свет семьсот детей, я не боюсь последствий! — парировал я ему.

— Ну да. Я и забыл, что ты у нас бесстрашный, — сдался Путинцев. — Ладно, иди на партком, раз хочешь…

Собрался партком, мне дали слово, и я в пух и прах разгромил Аллу. Закончил я тем, что её деятельность — это уголовное экономическое преступление, а про идеологическое даже страшно говорить. Почему-то вместо того, чтобы снова меня дерзко послать, коммунистка Ткачук рыдала, а члены парткома сидели, как пришибленные, пока слово не взял Алексей Иванович.

Он предложил Алле перестать плакать, а во время перерыва, на который сейчас отправится партком, договориться со своим директором о том, как вместе работать над воплощением идей коммунизма в кинематографе. И если договориться удастся конструктивно, то директор своё заявление заберёт, а партком изменит повестку дня.

Партком отправился на перерыв, а Алла, плача, зашла в мой кабинет с обещаниями впредь вести себя прилично, и мы с ней договорились, что она будет конструктивно работать под моим руководством. На этом вопрос был исчерпан.

Не успел я войти в свой кабинет следующим утром, как раздался телефонный звонок. Я поднял трубку:

— Алло, Цыганков слушает.

— Доброе утро! Моя фамилия Ткачук, я муж Аллы Ткачук, — сказал голос в трубке, и я ощутил лёгкий холодок в спине.

— Да, я весь внимание.

— Мне рассказали, что вчера, благодаря вам, Аллу разбирали на парткоме.

— Было дело.

— Так вот. Я хочу выразить восхищение вашей смелостью и рад, что вы не побоялись моего имени, которым она постоянно бравирует. Я ненавижу свою жену! Я бы давно с ней развёлся, но не могу это сделать из-за партийной карьеры. — Я слушал и ушам своим не верил, а он продолжал: — Делайте всё, что считаете нужным, и не обращайте на моё имя никакого внимания. С моей стороны вам ничего не грозит! Вы — молодец! — Управляющий делами ЦК Компартии Украины положил трубку, оставив меня в состоянии глубокого изумления.