Дзюдо и кино - [54]

Когда я прибыл на место, первым делом потребовал от директора картины все документы. Даже на первый взгляд стало понятно, что наворовал он лет на пятнадцать тюрьмы. Об этом я ему и сообщил, а сам отправился к режиссёру договариваться о начале работы. На палубе собралась вся съёмочная группа, но не успел я открыть рта, как уважаемый режиссёр покрыл меня трёхэтажным матом, при всех послал и пафосно заявил, что снимать он не будет, пока я не уберу директора.

— Хорошо, — спокойно ответил я, пытаясь сдержать клокотавший внутри Везувий.

Разве я мог оставить безнаказанным унижение своего авторитета на глазах у всей съёмочной группы? Я походил по барку, посмотрел на развевающиеся паруса, подумал, подышал свежим воздухом и через помощника режиссёра передал ему приглашение о встрече вечером на палубе. Режиссёр явился с насупленным видом и со старта начал оскорбительную тираду о том, где он видел эти съёмки и меня вместе с ними. Я дал ему выговориться, а потом во мне проснулся бывший дзюдоист. Эмоции закипели, я не выдержал, схватил режиссёра за горло и прошипел:

— Мы находимся посреди глубокого Чёрного моря. Если завтра же не начнутся съёмки, я тебя выброшу за борт! Утоплю, как собаку! Всё! Теперь по каютам — и спать!

Но какой там спать! Полночи я ходил в своей каюте и ругал себя последними словами за то, что не сдержался.

Утром вышел на палубу, полный раскаяния, а там дожидается съёмочная группа в полном составе во главе с режиссёром. Увидев меня, он махнул рукой и крикнул:

— Камера! Мотор! Стоп! Снято! — Потом повернулся ко мне и с улыбкой спросил: — Вы довольны, Сергей Владимирович?

Сказать, что я был доволен — это ничего не сказать. Работа кипела, съёмочный процесс сдвинулся с мёртвой точки. А режиссёр подошёл ко мне и тихонько спросил:

— Ну и чего было угрожать? Выброшу за борт… утоплю… Что это за методы ведения разговора?

Я взял его под локоть и отвёл в сторону.

— Прошу прощения, не сдержался. Но что мне оставалось делать? Во-первых, вы меня при всех послали матом. А во-вторых, на кону моя карьера. Не будете снимать — меня выгонят. Вы не волнуйтесь, я вам директора заменю, а этого — выживу с киностудии. Вы только потерпите его ещё недельку-вторую.

— Да я не обижаюсь, — вздохнул режиссёр, — я вас понимаю…

Мы с ним пожали друг другу руки, и в Киев я уезжал, увозя с собой документ, подтверждающий, что необходимое количество метров снято, согласно графика. Путинцев был в изумлении, понимая, что это липа, но возразить ему было нечего, ведь документ был подписан самим уважаемым режиссёром.

Приглашение в Москву

Был у меня смешной случай в Госкино. Привёз я в Москву сдавать очередной проходной фильм. Скучный и неинтересный — про партком. По сложившейся практике комиссия Госкино такие фильмы смотрела, в душе плевалась, а потом члены комиссии высказывали своё мнение стандартными фразами: «слабоват», «не дотягивает» и так далее. Но фильм принимался, ему присваивалась вторая категория, и он запускался в прокат по деревням и сёлам.

Сижу, скучаю, слушаю мнение членов комиссии, как вдруг заместитель Председателя Госкино поворачивается к невзрачной тётеньке в вязаной кофточке, сидящей в углу зала со спицами в руках, и спрашивает:

— А вам есть что сказать?

Она отрывается от вязания, смотрит на меня и говорит:

— Ну что я могу сказать? Фильм — полное дерьмо, сценарий никакой, актёры не играют, а читают текст. Но если хотите принимать — принимайте, — и снова возвращается к вязанию.

У меня, конечно, внутри всё заклокотало — какая-то чумичка будет мой фильм дерьмом называть! Я встал и громко, чтоб все слышали, дерзким тоном ответил:

— Послушайте, дамочка! Что вы суётесь со своим мнением? Сидите себе там в углу и продолжайте тихо вязать!

В зале повисло неловкое молчание, тётенька прервала вязание и посмотрела на меня с усмешкой, а зампред Госкино громко прошипел сквозь стиснутые зубы:

— Цыганков, сядь на место и помалкивай!

В общем, фильм приняли, а когда комиссия разошлась, зампред накинулся на меня со словами:

— Ты что, Цыганков, идиот? Эта, как ты её назвал, дамочка с вязанием — Секретарь партийного комитета Госкино СССР, а муж у неё большая «шишка» в Политбюро.

После этих слов я понял, что снова брякнул что-то не то. Вышел из зала и тут же получил приглашение зайти к Секретарю парткома. «Ну, — подумал я, — всё. Конец моей карьере». Зашёл в кабинет к «дамочке», а она сидит, по-прежнему вяжет. Подняла на меня глаза:

— А ты дерзкий!

— Жизнь научила.

— Да ты не бойся. Мне такие дерзкие нужны. У нас проблема с Кавказскими киностудиями. Там сплошное воровство и кумовство. Мне нужен зубастый человек на должность инспектора по группе Кавказских киностудий. Соглашайся. Квартирой тебя в Москве обеспечу.

Предложение перебраться из Киева в Москву было фантастическим. Да ещё и контролировать весь Кавказ! Но что-то меня сразу насторожило, и я попросил несколько дней на обдумывание.

Вернувшись в Киев, я доверительно переговорил с кинооператором своего объединения — Суреном Шахбазяном. Он был своим человеком в кавказской тусовке, и через него я хотел узнать о ситуации изнутри. Дня через четыре Сурен пришёл ко мне и заявил: