Дзюдо и кино - [48]

А я в это время мерял шагами коридор за дверью операционной и дрожащими руками нервно прикуривал одну сигарету за другой. Это были первые сигареты в моей жизни! До этого я никогда не курил, так как для меня спорт и курение были несовместимыми понятиями.

На следующее утро, в понедельник, я сидел в кабинете главврача больницы и объяснял ему ситуацию, в которую мы попали оба. У меня на съёмочной площадке произошёл несчастный случай, за который светит тюрьма. Но и у него не всё так просто — дежурный врач его больницы, хирург, был вдребезги пьян, когда к нему доставили умирающую пациентку. Об этом у меня был составлен соответствующий акт. И главврачу придётся отвечать за поведение своего подчинённого. Но в тюрьму никому из нас идти не хочется, поэтому я забуду о пьяном враче, а они не будут официально оформлять пациентку, но при этом приложат все силы, чтобы она поправилась, как можно быстрее. Главврач со мной согласился, и раненой женщине было оказано максимум внимания. Каждое утро её доставляли машиной на лечение в больницу, а вечером отвозили домой. Очень медленно, но она шла на поправку.

Как вдруг, через несколько дней мне позвонили из больницы и сообщили:

— Можете спать спокойно, вы не несёте никакой ответственности за пострадавшую женщину…

— Как так? — удивился я.

— Мы подняли её документы и выяснили, что она давно страдает эпилепсией и знает об этом. Несколько лет назад она давала подписку о том, что не должна находиться в местах скопления людей и участвовать в массовых мероприятиях. Так что вы не виноваты. Она не имела права принимать участие в массовых съёмках.

— Это хорошая новость, — облегчённо вздохнул я, — но всё-таки прошу долечить её — она ведь живой человек…

А сам на радостях, что тюрьма мне больше не светит, побежал в бухгалтерию и попросил выписать авансом три моих зарплаты. С этими деньгами я отправился к женщине домой, но застал там только её мужа — она была на процедурах. Я оставил мужу три свои зарплаты на лечение жены, а он клятвенно заверил меня, что претензий не имеет. Потом я поехал в больницу навестить раненую женщину, пожурил её немного за то, что она поступила безрассудно, и сказал, сколько оставил денег супругу.

— Ой, спасибо! — всплеснула она руками. — Только зачем так много? Надо было ему рублей сто дать — и хватит! Он же у меня пьяница — всё пропьёт!

Подрывник

Но на этом происшествия не закончились. Так как фильм был про гражданскую войну, в состав съёмочной группы входили оружейник и пиротехник. Ещё со съёмок фильма «Старая крепость» я с большой опаской относился к людям, работающим со взрывчаткой. У нас там был пиротехник-пироман Афоня. Везде закладывал заряды в несколько раз больше, чем было необходимо. Зная о его пристрастиях, операторы однажды расположились снимать эпизоды со взрывами, спрятавшись под тяжёлый грузовик. После первых же взрывов, грузовик с них сдуло, а на голову посыпались огромные комья вывороченной земли. Чудом никто не пострадал. Поэтому я тщательно проверил оружейника и пиротехника, предоставленных мне для съёмок. Оружейника я сразу одобрил. Здоровенный ответственный мужик, бывший милиционер. А вот пиротехник оказался тяжёлым алкоголиком, и я немедленно потребовал у начальника пиротехнического цеха подыскать ему замену. Но тот клятвенно заверил меня, что пиротехник чист и совсем недавно прошёл лечение. Я не поверил в вылечившегося алкоголика и разругался с начальником цеха. В нашем споре мы с ним дошли до директора киностудии Альберта Григорьевича, и тот вынудил меня оставить в группе пиротехника. Мне гарантировали, что он завязал!

— Ладно, — сдался я, — но до первого запаха. Как только почувствую — сразу же выгоню!

Начались съёмки, и поначалу всё шло хорошо. Как вдруг мне сообщают — пиротехник пьян. Я к нему — действительно пьян, лыка не вяжет.

— Утром, чтобы духа твоего здесь не было! — велел я.

А рано утром в лагерь, где стояла съёмочная группа, приехала жена моего покойного приятеля Николая Аристова и умоляла меня не выгонять пиротехника (как оказалось, её нынешнего гражданского мужа) ради памяти моего покойного друга, выдающегося разведчика. И я простил его на первый раз.

Через неделю ситуация повторилась, и пиротехник снова набрался в хлам. Я больше с ним не панькался, никакие уговоры на меня не действовали, и я велел ему утром убираться вон. А он вытаращил на меня пьяные глаза и, обильно сдабривая речь матом, пообещал, что я запомню его на всю жизнь. Но я не придал значения словам какого-то алкаша, которого выгоняют с работы. А зря… Как учил меня мой гениальный тренер по дзюдо Роман Александрович Школьников: «Проигрыш начинается с недооценки противника».

Утром вся группа отправилась на съёмку, а пиротехник остался собирать свои вещи. На съёмочной площадке выяснилось, что ответственный оружейник забыл взять карабин главного кавалериста. Съёмка была остановлена, я назвал оружейника «мудаком» и чем-то ещё непечатным, усадил его в «Чайку» и отправил за карабином в школу, расположенную километрах в тридцати от съёмочной площадки.

Теперь я должен пояснить, почему именно в школу. Для съёмок фильма нам было предоставлено огромное количество оружия и пять тонн взрывчатки. По правилам мы имели право хранить весь этот арсенал только в местах, имеющих специально оборудованное помещение и разрешение на хранение оружия. Ближайшим таким местом от Триполья была школа, ведь в каждой советской школе проходили уроки начальной военной подготовки, и была оружейная комната. Мы арендовали оружейную комнату в подвале и там разместили весь свой арсенал.