Джош - [17]

- Привет, Джошуа.

Джош чуть не подпрыгнул от неожиданности.

Из тростника, как чертик из табакерки, выскочил тот самый восьмилетний рыжий постреленок, который вчера нес книги тети Клары. В руке у него бечевка с привязанным к ней кусочком мяса.

- А я раков ловлю, вот что.

Справившись с испугом, Джош попытался принять вид человека, который вообще каждый божий день сидит под мостками и бормочет себе что-то под нос.

- Раки здесь не живут. Они у запруды живут, вот где. Это уже непонятно. Джош растерянно спрашивает:

- А чего ты их здесь ловишь?

- Раки щиплются.

- Тебя не разберешь.

- А ты что тут делаешь, Джошуа? Этого вопроса он как раз и опасался.

- Зови меня, пожалуйста, Джош.

- Что ты тут делаешь, Джош?

- Пишу стихи.

- Без карандаша и бумаги?

- Ты же ловишь раков, хотя их тут нет.

- Ты прячешься?

- Вот еще.

- Я слышал, как ты сам с собой разговаривал.

- Это я стихи говорил. Чтобы складно звучало. Их сперва в уме надо сложить.

- Я видел, как ты сверху спускался. И как оглядывался. Ты ведь подрался с Гарри, Биллом и Рексом, да?

- Вовсе нет.

- Они вон туда пошли. Шли и громко разговаривали. Злющие-презлющие.

- Никто ни с кем не дрался, и не вздумай рассказывать, будто была драка. Все равно ты отсюда, снизу, ничего видеть не мог. Для этого надо глаза иметь другие, на длинных ножках, футов двадцать в высоту.

- У тебя есть пенни?

- А что?

- Если бы у меня был пенни, я купил бы лакричный леденец, вот что. Я бы его съел и никому бы ничего не сказал.

- А тебе и нечего говорить.

- Я не отказался бы от пенни. Твоя тетя не любит мальчиков, которые дерутся.

Вот негодяй. И ведь хоть бы хны, не стыдно ни капельки. Тяжело дыша, Джош полез в карман и швырнул ему монетку.

- Ты туда лучше не ходи. Они как раз туда пошли.

- Послушай, Сынок, я дал тебе пенни потому, что ты хороший мальчик. Мне все равно, куда они пошли!

И нарочно зашагал в ту сторону, утверждая свое мужское достоинство.

Вот место, где ручей можно было перейти вброд по камням, темнеющим под струями воды. Перебраться на тот берег и не замочить ног~ способна была разве что птица на лету, но существуют неприятности похлеще промокших, хлюпающих ботинок.

- Лучше не ходи вдоль ручья.

Мог бы, кажется, и помолчать, чудовище.

Ниже по ручью тропинка углублялась в настоящие заросли, совершенную глухомань, где кишели змеи, пауки и гигантские муравьи. И где-то там трое мальчишек, встречаться с которыми совсем не хочется. Джош оглянулся: сзади в траве ярко цвела рыжая лохматая макушка.

- Правильно, Джош. Вот туда они пошли. Вниз - по ручью.

Сам, как говорится, голову в петлю суешь. Обернулся и крикнул:

- Я же тебе сказал, что мне это безразлично. Неужели трудно понять?

И вместо того чтобы перейти ручей вброд, нарочно торопливо зашагал вниз по тропинке. Рюкзак подпрыгивает на плечах, сердце колотится. Может быть, если притвориться, будто спешишь по важному делу, змеи пропустят? А сам напряженно прислушивался, не раздастся ли зловещее шипение, но услышал только, как Сынок на прощание крикнул:

- Не угоди ногой в капкан!

В капкан?! Но это не вслух. Такие вопли ужаса издаешь только про себя. Что еще за капкан? На кроликов, на лис, на городских мальчишек, которые целыми днями только и делают, что спотыкаются и летят вверх тормашками? Но не ставят же они капканы прямо на тропке? Железные когти, хватающие насмерть. Яма глубиной в шесть футов, сверху прикрыта травой, а внизу острые колья. А если не такой, то какой? Капкан есть капкан.

Снова обернулся. Рыжей макушки уже не видно. Ничего не видно, одни заросли. Ну и жизнь. Джош ухватился за дерево, ища у него моральной поддержки, потом выбрал подходящую ветку, не слишком толстую и не слишком тоненькую, чтобы сломать и сделать из нее себе оружие для смертельной схватки. Оказалось, это совсем не легкое дело, он чуть сам не надорвался, но все же, порядком измочалив, обломал, очистил от листьев и сучков и раз-другой для пробы со свистом резанул по стволу - не сломается ли? Увидела бы сейчас мама своего милого мальчика, да она бы замертво упала. Джош изо всех сил старался отнестись к своему положению по-философски, он даже усмехнулся насмешливо, чтобы произвести впечатление на предков, если их призраки бродят тут где-нибудь у ручья: ведь по- меньшей мере семеро Плауменов покоятся в здешней земле. Джош старался не вести себя как жалкий самонадеянный трус, хотя это и было довольно затруднительно, потому что, если на самом деле ты жалкий трус, с этим ничего не поделаешь и притворяться бесполезно.

А представляешь себе, Джош, есть такие люди, которые прямо руками ловят змей за хвост и убивают их головой об землю, будто хлыстом щелкают. Полоумные, наверно. Или, представляешь, есть которые охотятся на крокодилов, просто так, для развлечения, когда могли бы сидеть уютно дома и читать книгу. Представь себе, как прадедушка Плаумен в 1853 году вел в поводу свою вьючную лошадь, прорубаясь сквозь заросли, и как вышел на это самое место и радостно крикнул: "Участок Ее Величества, номер такой-то!" А вокруг на мили и мили раскинулась эта земля и уходила за горизонт, оплаченная тяжело добытым золотом палаточного Балларата. Прадедушка Плаумен среди первозданных зарослей стоит руки в боки, взяв у истории короткую передышку, чтобы написать с себя автопортрет. Или он потом уже его написал? Но что же все-таки случилось? Как вышло, чти он завещал семье только особняк на холме, да шесть деревянных домиков на Главной улице, да четырнадцать автопортретов, да еще пятьдесят тысяч акций рудников, а им вся цена - сколько стоит бумага, на которой они напечатаны? Где же все остальное? Выходит, прадедушка Плаумен тоже был самонадеянным?