Джош опасливо взглянул вверх, не обрушится ли на него гром небесный? И зашагал дальше, настороженно шаря по сторонам глазами, прислушиваясь, принюхиваясь, надеясь, что его палка не вызовет раздражения у змей, пусть видят, что она у него просто для форса, чтобы помахивать на ходу, или чтобы опираться, или чтобы вмазать по голове здешним мальчишкам, причем последнее сопряжено с несомненным риском.
Не угоди ногой в капкан!
Господи, еще этого только не хватало.
Он шел, пристально всматриваясь - нет ли ямы на тропе, сети между стволами или железной ловушки, - и вдруг остановился как вкопанный: в кустах послышались возня, лязг, будто цепью по цепи, и жалобный, истошный вопль, как плач ребенка, которому очень больно, у Джоша даже сжалось под ложечкой ужасно, жутко, ничего подобного он в жизни не слышал, и так близко, что волосы встали дыбом, так близко, что он убежал бы, да только его внезапно покинули силы.
Джош стоит неподвижно, а сердце его гулко стучит, и ему отзываются чьи-то громкие голоса:
- Слыхал?
- А то нет!
- Урра!
- Кто попался-то?
Джош слышал, как они бегут, приближаются. Гарри, Билл и Рекс.
14
Первым, круша ветки, выбежал на тропу Гарри, увидел Джоша и отпрянул, словно столкнулся с разбегу с кем-то невидимым.
- Не ты?! Это не ты попался?! - испуганно вскрикнул Гарри.
Следом за ним, толкаясь, вылетели Билл и Рекс.
- Неужели это он в капкан угодил?
Гарри, мыча и качая головой, посмотрел под ноги Джошу, он сразу обмяк, опустил плечи и прижал пальцы к векам, словно от боли.
- Очень сожалею, но вынужден вас разочаровать, - проговорил Джош, сам того не желая, почти не понимая, что говорит.
Билл закричал на него:
- Ты что, дурак? Не болтай глупости. Спятил, что ли? Кто же тогда попался? Где капкан? Это ведь ты его ставил, Рекс? Где он?
Гарри все еще мычал и тряс головой.
А Билл продолжал кричать:
- Где капкан, Рекс? Нечего зажимать! Показывай. Отыщи его!
- Да не знаю я, где он. Не помню. Ты ведь сам велел передвинуть.
- Я же только что тебе велел. Пять минут прошло, а ты уже не помнишь?
Билл, раздвигая ветки, метался с места на место. Рекс жалобно:
- А в чем дело-то? Что за паника?
- Говорю, ищи!
Гарри наконец пришел в себя и тоже нырнул в заросли, Джош - за ним, надеясь в душе, что, может быть, это все-таки не здесь, что, может быть, не придется стать лицом к лицу с жутким воплем, который прозвучал и смолк, совсем смолк, но продолжал раздирать ему душу, отчего находиться на этой земле было уж совсем невмоготу. Что-то первобытное - так сказала бы мама. Гарри вдруг раскинул руки, словно сдерживая толпу.
- Здесь! Ну и красавец! Большущий! Жирный!
Джош не хочет смотреть, ему страшно, но его поневоле тянет вперед, да еще Билл и Рекс словно бы подталкивают сзади. Узенькая тропка в кустах, как бы протоптанная крошечными человечками, а дальше, там, где она кончается, небольшая вмятина в высокой траве, углубление вроде шалашика, и в нем бело-рыжий кролик, его передняя лапа зажата в железных челюстях капкана, и он отчаянно дергает ее, вытаращив в ужасе глазищи, только лязгает цепью и взрывает пыль. Рекс кричит:
- Надо же какой безмозглый! Глуп, как кролик. Всего-то пять минут прошло. Видел небось, как я его наставил. Бывают же такие тупицы. Даже темноты не дождался.
Джош стоял и не мог шевельнуться, не мог ни о чем думать, больше всего на свете желая упасть на колени и выпустить кролика на свободу, пусть хоть на трех ногах, мучительно жалея это маленькое существо, но не в силах сдвинуться с места.
Гарри протянул руку.
- Дай-ка мне палку, Джошуа. Палку давай! Он взял у Джоша палку и стал раздвигать ею высокую траву. Рекс вертелся у него под ногами.
- Не тронь его, Гарри. Дай мне палку. Это мой кролик. Я капкан ставил.
- Отстань. Дело мастера боится. Билл зашел сбоку:
- Маленький, а кровожадный.
Гарри расчесывал палкой траву, выравнивая вмятину-шалашик.
- Дай мне, Гарри. Это мой кролик. Ну дай же. Не будь жадиной.
- Это надо делать умеючи.
Нет, нет, нет, тетя Клара.
Вчера все было не так. И сегодня тоже.
Мы бы еще жили на деревьях и прыгали с ветки на ветку. Волосатые обезьяны, все в блохах. Но вы верите, что бог щелкнул пальцами, и вот они мы - люди, какой-то миг, и работа закончена. Нет, тетя Клара. Не так было. Все шло гораздо труднее. И наша заслуга гораздо значительнее. Мама говорит, бог в большей степени создан нами, чем создал нас. Почему я должен благодарить его за свое возвращение? Я вернулся сам. Благодарить за это его - значит умалять себя. Мы плачем и стенаем, мы бьемся за правду и страдаем и ненавидим себя за то, что не помогли несчастному кролику. И это и есть бог. Мама говорит, бог в нас самих, и, по-моему, она права. Я думал об этом, тетя Клара. Я много об этом думал.
Пусть я сгорю, я не могу иначе. Лучше я буду лить слезы по бедному кролику, чем уничтожать тысячи египтян только за то, что они поклонялись другому божеству. Что здешним ребятам жалеть кролика, если вы им говорите: все есть дело рук божьих. Просто, я думаю, есть такие ребята, как я, и есть такие, как они. Они тоже не могут иначе, они принимают все как должное и живут открыто, душой нараспашку, на солнце. Но если кто-то живет на солнце, то кто-то должен жить и в тени. И я, тетя Клара, выбираю для себя тень.
