Джордж Гершвин: Путь к славе - [92]

Первый гершвиновский концерт открывался исполнением музыки к спектаклю "Пусть грянет оркестр". Дирижировал Билл Дейли. Затем последовал Фортепианный концерт фа мажор. Партию рояля исполнил Левант, дирижировал Дейли. (Для Леванта это было уже не первое выступление на знаменитом стадионе: год назад он дебютировал здесь исполнением "Рапсодии в голубых тонах".) Затем Алберт Коутс исполнил симфоническую сюиту "Американец в Париже". После "Рапсодии в голубых тонах" (солист Гершвин, дирижер Дейли) оркестр под управлением Коутса сыграл "Вторую рапсодию", затем любители музыки впервые услышали "Румбу". Программа завершилась исполнением четырех песен Гершвина в оркестровом переложении и под управлением Дейли: "Чарующий ритм", "Любимый мой", "Лиза" и "Я ощущаю ритм".

Осенью, 1 ноября, "Румба" впервые была исполнена в закрытом помещении, в оперном театре Метрополитэн, на благотворительном концерте, организованном Симфоническим оркестром музыкантов. Именно тогда он поменял название своего нового произведения на то, под которым оно ныне известно любителям музыки во всем мире, — "Кубинская увертюра". Гершвин так объяснял свое решение: "Название "Румба" ассоциируется у слушателя с чем-то вроде популярной песни "Продавец орешков" (Peanut Vendor). "Кубинская увертюра" дает более верное представление о характере и содержании музыки". Концерт был составлен из произведений Сезара Франка и Гершвина. В первом отделении оркестр под управлением Шандора Хармати исполнил Симфонию ре минор Франка. Во втором отделении Дейли дирижировал Фортепианным концертом фа мажор Гершвина (солировал автор) и четырьмя песнями Гершвина в своем (Дейли) собственном оркестровом переложении. Гершвин дирижировал сюитой "Американец в Париже" и "Кубинской увертюрой". Спустя примерно четыре года, когда Сикейрос создавал огромный и ныне знаменитый портрет Гершвина в концертном зале, он, несомненно, находился под впечатлением этого концерта, так как зрительный зал на картине очень напоминает зал оперного театра Метрополитэн. Увидев на полотне своих друзей и родственников, сидящих в первом ряду партера, Гершвин попросил художника изобразить на картине себя самого. Сикейрос исполнил просьбу композитора.

Любопытно, что этот концерт послужил причиной самых острых нападок на музыку Гершвина. Во время репетиции четырех гершвиновских песен, для которых Дейли помимо оркестровки специально написал связующие их музыкальные пассажи, трубач сыграл фрагмент одного из переходов, который вызвал недоумение Дейли. Он спросил: "Это что, я написал?" Реакцией на этот вопрос было то, что один из альтистов оркестра, Уильям Линкольн Лангли, заявил в печати, что Дейли якобы приложил руку ко всем композициям Гершвина. Он опубликовал статью под заголовком "Миф Гершвина" в декабрьском номере ежемесячной газеты "Америкен спектейтор" за 1932 год, основателем и редактором которой был Джордж Джин Нейтан. Лангли утверждал, что все серьезные произведения Гершвина отличаются "безвкусной оркестровкой" и "явным анахронизмом". Фортепианный концерт он назвал "отвратительным" и закончил статью намеками на то, что большая часть его музыки написана не им самим, а другими, в частности Грофе и Дейли. "Что же касается "Американца в Париже", то Дейли постоянно присутствовал на репетициях в качестве консультанта, и любой оркестрант может подтвердить, что он знает партитуру намного лучше, чем Гершвин. Все дело в том, что никогда еще ни один претендент на лавры сочинителя симфонической музыки не вызывал таких больших сомнений в правомерности своих притязаний на авторство".

Дейли ринулся в бой, решив "вправить мозги" Лангли. Он написал письмо в "Нью-Йорк Таймс" (15 января 1933 года): "Я признателен г-ну Лангли за комплимент, но я не имею никакого отношения ни к сочинению, ни к оркестровке "Американца"… Ни в одном из его произведений нет ни одной моей ноты, так же как ни одного такта его симфонической музыки в моей оркестровке".

Статья, написанная Лангли, так разъярила Джорджа Гершвина, что (редчайший случай в его жизни) он решил привлечь его к суду за клевету, даже несмотря на то, что Джордж Джин Нейтан предложил ему написать ответную статью без ограничения объема, чтобы показать вздорность направленных на него обвинений. Но прошла неделя, другая, и Джордж, Айра и приглашенный ими юрист почувствовали, что было бы глупо раздувать дальше этот в общем-то довольно комический инцидент. А затем, после появления в печати письма Дейли, опровергнувшего измышления Лангли, этот неприятный эпизод был предан забвению.

Глава XVIII ЗАНЯТОЙ ЧЕЛОВЕК

В 1933 году Джордж Гершвин переезжает из дома № 33 на Ривер-сайд-драйв в новую, более просторную и удобную квартиру, расположенную по адресу 72-я Восточная улица, дом 132. Айра и Ли поселились напротив, в доме под номером 125. Если раньше их квартиры соединяла общая терраса, то теперь они в любое время дня и ночи могли позвонить друг другу по специальному телефону, не имеющему выхода на общегородскую сеть.

Новая квартира Джорджа соответствовала его статусу гиганта американской популярной музыки с годовым доходом свыше ста тысяч долларов. Она занимала два этажа и помимо четырнадцати жилых комнат была оснащена гимнастическим залом, художественной мастерской, отделанной великолепными панелями комнатой для деловых приемов, английским садом, кладовой, верандой-спальней с зашторенными окнами и комнатой-баром со стеклянными стенами. Гостиная, с ее высоким потолком и многочисленными предметами искусства, была настоящим художественным музеем. Кроме произведений великих живописцев, здесь было и несколько картин, написанных самим Гершвином, в частности портрет отца композитора. В его рабочем кабинете стоял специальный стол, сделанный Джорджем по собственным чертежам. Он был достаточно просторен, чтобы на нем можно было расположить листы партитуры (отпечатанные по специальному заказу, с именем Гершвина в левом верхнем углу каждой страницы), имел особые панели, откидные доски, встроенные точилки для карандашей и всевозможные ящики и полочки для карандашей, линеек, ластиков и т. д. (После смерти Джорджа Айра подарил этот стол — а четверо душеприказчиков Розы Гершвин, в свою очередь, рукописи и наброски как его симфонических, так и произведений легкого жанра, — Библиотеке Конгресса в Вашингтоне.) Мебель и весь интерьер квартиры отличались благородной сдержанностью тонов и линий, будучи одновременно вполне в духе времени. Человеку, впервые посетившему Гершвина в его новой квартире, Джордж не без гордости сообщал, что своим видом квартира обязана "одному из лучших декораторов". К этому времени он уже "перерос" пристрастие к суровому модернизму, отличавшему обстановку квартиры на Риверсайд-драйв, и заполнил свое жилище предметами, которые ему действительно нравились.