Дживс, вы — гений! Ваша взяла, Дживс! - [30]

– Прошу прощения!

– Где моя дочь?

– Ваша дочь Полина?

– У меня только одна дочь.

– И вы спрашиваете меня, где находится ваша единственная дочь?

– Я знаю, где она находится.

– Тогда зачем спрашиваете?

– Она здесь.

– В таком случае отдайте мою пижаму и попросите ее войти, – сказал я.

Если честно, я никогда не видел, как люди скрежещут зубами, поэтому не решусь с уверенностью утверждать, что произведенное Дж. Уошберном действие следует назвать зубовным скрежетом. Может быть, это был скрежет, а может, и нет. Но я ясно видел, как надулись желваки у него на скулах и челюсть заходила ходуном, будто он жует чуингам. Малоприятное зрелище, но благодаря живительной смеси, в которую я плеснул гораздо больше виски, чем содовой, чтобы поскорей заснуть, я вынес его бестрепетно и равнодушно.

– Она в этом доме! – крикнул он, продолжая скрежетать зубами, если я правильно определяю зубовный скрежет.

– С чего вы взяли?

– Сейчас объясню. Полчаса назад я зашел к ней в каюту, а каюта оказалась пуста.

– Но почему вы, черт возьми, решили, что она пришла ко мне?

– Потому что она безумно в вас влюблена, и я это знаю.

– Ничего подобного. Она относится ко мне как к брату.

– Я должен обыскать ваш дом.

– Валяйте.

Он ринулся наверх, а я снова обратился за помощью к виски. Это был уже второй стакан, пришлось еще раз налить, но я чувствовал, что в сложившихся обстоятельствах имею на это право. Вскорости мой гость, убегавший наверх, аки лев, вернулся смирный, как овечка. Подозреваю, что родитель, который вломился глухой ночью в дом почти незнакомого человека в поисках пропавшей дочери, чувствует себя более или менее идиотом. Я бы, например, чувствовал себя именно так, да и Стоукер, судя по всему, тоже, потому что он стал переминаться с ноги на ногу, и вообще было видно, что он подрастерял кураж и выдохся.

– Мистер Вустер, я должен принести вам свои извинения.

– Помилуйте, пустяки.

– Когда я обнаружил, что Полина исчезла, я был уверен…

– Выкиньте эту историю из головы. С кем не бывает. Мы оба погорячились. Надеюсь, выпьете на дорожку?

Я рассудил, что стоит задержать родителя у себя как можно дольше, пусть Полина спокойно вернется к себе на судно. Но он не поддался искушению. Видно, слишком был встревожен, не до выпивки.

– Ума не приложу, куда она могла деться, – сказал он, и вы не поверите, сколько мягкости и даже человеческой теплоты было в его голосе. Словно Бертрам его старый мудрый друг, к которому он пришел со своими бедами. Старикан был буквально сломлен. Передо мной был просто малый ребенок.

Надо бы его приободрить, успокоить.

– Думаю, ей захотелось поплавать.

– Это в такое-то время?

– Девушки странные создания, разве их поймешь?

– Куда там, а уж ее тем более. Взять хотя бы это ее патологическое влечение к вам.

Это замечание показалось мне бестактным, я нахмурился, однако вовремя вспомнил, что хочу рассеять его заблуждение, будто это влечение вообще имеет место.

– Вы совершенно напрасно считаете, будто мисс Стоукер пала жертвой моих роковых чар, – стал я убеждать его. – Да она при виде меня помирает со смеху.

– Сегодня днем у меня не сложилось такого впечатления.

– А, вот вы о чем. Чисто братский поцелуй. Больше такого не повторится.

– Да уж, не советую, – сказал он с такой угрозой, что мне вспомнилась его первоначальная манера. – Ну ладно, мистер Вустер, не буду вас больше задерживать. Я вел себя как последний дурак, еще раз прошу извинить меня.

Я не похлопал его по плечу, но рука сделала некое движение в воздухе.

– Ну что вы, стоит ли говорить. Вот бы мне платили по фунту всякий раз, как я веду себя как последний дурак.

И на этой сердечной ноте мы расстались. Он пошел по дорожке сада, а я выждал еще минут десять – вдруг кто-нибудь пожалует со светским визитом, – допил свой стакан – и в постель.

Что-то из задуманного мне сегодня удалось, что-то не удалось, но я честно заслужил ночной отдых, во всяком случае, насколько это возможно в деревне, кишмя кишащей старыми хрычами Стоукерами, Полинами, сержантами Ваулзами, Чаффи и Добсонами. Усталые веки довольно скоро смежились, я заснул.

Зная, как бурно протекает ночная жизнь в Чаффнел-Риджисе, вы не поверите, что на сей раз меня разбудили не барышни, выскакивающие из-под кровати, не их жаждущие крови папаши, которые врываются в дом, не сержанты полиции, отбивающие на моем крыльце регтайм дверным молотком, а птицы, представляете себе – птицы, которые возвещали за окном наступление нового дня.

Это я, конечно, фигурально говорю – про наступление нового дня, на самом деле было уже половина одиннадцатого, стояло прекрасное летнее утро, солнце лилось в окно, приглашая меня встать и поскорее приняться за яйцо и жареную ветчину и запить все добрым кофейником любимого кофе.

Я быстро умылся, побрился и побежал в кухню, распираемый радостью жизни.

Глава 11. Злодейская западня на яхте

И только после того, как я позавтракал и уселся со своим банджо в саду перед домом, укоризненный голос прошептал мне на ухо, что я не имею права так весело чирикать после такого, в сущности, похмельного краха. Ведь ночью совершилось преступление, трагедия вошла в дом. Каких-нибудь десять часов назад на моих глазах разыгралась сцена, после которой, будь я тонкой натурой – а мне нравится считать себя тонкой натурой, – солнце для меня погасло бы навсегда. Два любящих сердца, с одним из которых я учился в начальной школе, а потом в Оксфорде, схлестнулись в моем присутствии в борцовском поединке и, нанеся друг другу тяжкие побои и укусы, в злобе расстались, и, судя по нынешнему раскладу, расстались навсегда. А я, беспечный и толстокожий, наигрываю себе на банджо разудалую песенку.