Дживс и феодальная верность; Тетки – не джентльмены; Посоветуйтесь с Дживсом! - [21]

– Прекрасно, как всегда.

– У вас шаловливое выражение лица.

– Я чувствую себя неплохо.

– А дядя Том?

По ее цветущему лицу пробежала тень.

– Том все еще не в духе, бедняжка.

– Из-за Перси?

– Ну да.

– Значит, мрак Горринджа по-прежнему не развеялся?

– Куда там. После приезда Флоренс стало только хуже. Том кривится всякий раз, как его видит, особенно за столом. Говорит, что, когда у него на глазах Перси отодвигает, не отведав, блюда, созданные рукою Анатоля, у него кровь приливает к голове и от этого начинается несварение. Ты ведь знаешь, какой у него чувствительный желудок.

Я похлопал тетушку по руке.

– Бодритесь, – сказал я ей. – Я этого Перси развеселю. Фредди Уиджен показал мне на днях фокус с двумя пробками и веревочкой, который не может не вызвать улыбку на самой страдальческой физиономии. У нас в «Трутнях» все хохотали до колик в животе. Две пробки, надеюсь, у вас найдутся?

– Хоть двадцать, если понадобится.

– Отлично. – Я взял пирожное под розовой глазурью. – Так что с Перси мы разобрались. А как остальной персонал? Кто-нибудь еще тут гостит, кроме Троттеров и Флоренс?

– Пока нет. Том обмолвился, что завтра должен заехать к ужину некто лорд Сидкап по пути на воды в Дройтвич. Не знаешь такого?

– Понятия не имею. Закрытая книга для меня.

– Это один из лондонских знакомцев Тома. Будто бы большой знаток по части старинного серебра. Том хочет показать ему свою коллекцию.

Я кивнул. Дядя Том, как известно, – страстный коллекционер старинного серебра. Оба его жилища – и Бринкли-Корт, и городской дом на Чарльз-стрит – набиты разными штуковинами, рядом с которыми лично я даже лежать мертвым в канаве ни за что бы не согласился.

– Крупный специалист, значит, лорд Сидкап?

– В этом духе.

– Ну что ж, люди всякие нужны.

– Завтра к нам еще примкнет жених, мистер Чеддер, а послезавтра – Дафна Долорес Морхед.

– Знаю. Флоренс мне про нее рассказывала. Вы, кажется, закупили у нее роман с продолжениями?

– Да. Я решила, что будет разумно посолить шахту.

Этого я не понял. Что за привычка изъясняться загадками?

– Что значит «посолить шахту»? Какую еще шахту? Про шахту я первый раз слышу.

Наверно, не будь у нее рот забит тостом, она бы поцокала языком, поскольку, сглотнув второпях и расчистив таким образом путь, она ответила с раздражением на мою непонятливость:

– Ты действительно непроходимый осел, юный Берти. Неужели ты никогда не слышал, как солят шахты? Это общепринятая мера предосторожности в бизнесе. Если у тебя есть пустая шахта и ты хочешь продать ее какому-нибудь зеленому дурачку, надо насыпать в нее унцию или две золотого песка и пригласить дурачка самому ознакомиться с месторождением. Он приезжает, видит золото, убеждается, что шахта – предел мечтаний, и достает чековую книжку. Я действую по такому же принципу.

Но я по-прежнему недоумевал и честно сказал ей об этом. Тут она все-таки поцокала языком:

– Так и не понял, тупица? Я купила роман с продолжениями, чтобы представить Троттеру журнал в выгодном свете. Он увидит анонс, что в «Будуаре» печатается роман Дафны Морхед, и скажет себе: «Ого! Дафна Долорес Морхед и тому подобное! Да это шикарное издание!»

– Но разве эти люди не захотят ознакомиться с документацией, с цифрами там всякими, прежде чем раскошеливаться?

– Не захотят, если их перед этим целую неделю, а то и дольше кормить стряпней Анатоля. Потому я их сюда и пригласила.

Вот теперь я все понял, и ход ее мыслей показался мне вполне здравым. Действительно, в обедах и ужинах Анатоля есть что-то влияющее на психику, размягчающее и туманящее рассудок. Напитавшийся ими Троттер, конечно, уже ходит в розовом тумане и только мечтает, как бойскаут, делать направо и налево добрые дела. Еще день-два такой обработки, и он еще, пожалуй, станет умолять тетю Далию, чтобы она приняла от него в порядке личного одолжения сумму, вдвое выше запрашиваемой.

– Тонко задумано, – похвалил я ее. – Да, по-моему, вы на правильном пути. Анатоль уже подавал вам свои Rognons aux montagnes[28]?

– Да, и Selle d’agneau aux laitues a la Grecque[29] тоже.

– Ну, тогда, я считаю, дело сделано. Осталось только отпраздновать. Одно меня смущает: Флоренс сказала, что мадам Морхед – одна из наших самых дорогостоящих работниц пера и надо забросать ее кошельками с золотом, прежде чем она согласится поставить свою подпись над пунктирной линией. Это верно?

– Совершенно.

– Но тогда, черт подери, – по обыкновению, поставил я вопрос ребром, – как вам удалось добыть на это у дяди Тома драгоценный металл? Он что, не платил в этом году подоходный налог?

– Как бы не так. Я думаю, даже в Лондоне были слышны его стенания по этому поводу. Бедняжка, как он страдает, когда приходится платить!

Это правда. Дядя Том, хоть денег у него куры не клюют – пока не отошел от дел, он был одним из князей рынка, которые везут с Востока золото мешками, – тем не менее испытывает глубокое отвращение к тому, чтобы псы из налогового управления совали лапу к нему в карман и выгребали свою долю. Расставаясь со своими кровными, он потом неделями отсиживается где-нибудь в углу, обхватив голову руками и бормоча про разорение и бедственные плоды социалистического законодательства: «Что с нами со всеми будет, если и дальше так пойдет?»