Джими Хендрикс - [23]

— Джими Хендрикс, — заявил Пол, — это пионер музыки, креативный гений, творец.

И посчитал необходимым рекомендовать этого американца Отборочной комиссии предстоящего поп–фестиваля в Монтерее.

— Это будет не фестиваль, — заверил он их, — если вы не пригласите Джими Хендрикса с его Опытами.

Итак, путь расчищен, всё готово для феерического появления Джими и его группы в Америке, для Ноэла Реддинга, для Мич Мичелла, и для Джими в особенности, как если бы это было повторное рождение, а не возвращение блудного сына.

Глава 5. Возвращение блудного сына

Джими рассказал мне, «как он чувствовал себя», возвращаясь обратно в Штаты и везя с собой свою новую группу Experience:

— Я как будто возвращался после окончания действия таблетки LSD, я даже не был уверен, был ли я вообще в Англии.

И когда он спустился с трапа самолёта на американскую землю, та же мысль вертелась у него в голове:

— Возвращение в Америку подобно окончанию «путешествия». Но потом среди встречающих я увидел бабушку Боб Дилана и, как говорит Мич, она одна из немногих о ком я рассказывал ему с восхищением, я понял, что реальность прекрасна.

Тогда же он поделился своими впечатлениями о таможне и об обслуживании в отелях — все эти преграды и предубеждения были так стары, как стара сама Америка.

— Я понял, что нам предстоит пройти самый пристальный таможенный контроль. Думаю, они не были готовы увидеть нас — меня, в жёлтых шёлковых брюках, рубашке из лилового шёлка и с ярко–голубо–серебристыми волосами, и длинноволосых Ноэла и Мича, в одежде дикой расцветки. И, несомненно, мы не имели никакого права разочаровать американскую таможню. Достаточно было одного взгляда на нас, чтобы понять, вот, наконец–то, те самые трое высоких молодых людей из списка разыскиваемых ФБР наиболее опасных для Америки преступников. И по тому, как они нас досматривали, нам стало ясно, что мы занимаем первые три строчки в этом списке.

Естественно, ничего не нашли.

— Мы ничего не пытались провести с собой, — сказал, смеясь, Джими, — ведь всё, что нам может понадобиться, можно найти здесь, в Америке!

— А что отель?

— Слушай, вот что я тебе скажу, мы заехали, знаешь, прямо в отель «5–я авеню» и я понял, по тому как на нас посмотрели этот клерк и управляющий, что ничего хорошего нам не ждать.

— Это был один из тех экзотических отелей, где тратят уйму капусты на оформление вестибюля, чтобы поразить клиента. Ковёр на полу был так толст, что казалось, идёшь по облаку. Залы с зеркальными стенами, просто музей какой–то. А на самом деле это механизм по исполнению любой твоей прихоти, за деньги, конечно. Но, как оказалось, это всё не для таких кошаков, как мы. Мы не продержались там и полутора дней.

Дальше всё шло, как по–написанному. Владельцы отелей решили, что принимать рок–музыкантов слишком расточительно и вернулись к старому испытанному трюку. Ваш заказ по телефону принимается с заоблачной вежливостью, но затем вам говорят, что произошла досадная ошибка, и ваши номера были уже забронированы ранее и никаких других свободных номеров нет. Вот стандартная схема, по которой вам сообщают, чтобы вы убирались ко всем чертям.

Почему это так беспокоило Джими? Он не раз мне говорил, что отели — это Америка в миниатюре, и он чувствовал, что ему бы с радостью сказали «убраться ко всем чертям» из американской рок–музыки.

Поэтому Час Чандлер и был вынужден забрать Джими в Англию, и не только потому, что это его территория, где он всех знал и мог раскрутить Джими, но и потому, что в те годы Англия была более восприимчива к новой музыке и там не было предубеждения к чёрным музыкантам. Для Джими Монтерей — это попытка прорваться чёрному музыканту на поле, принадлежащее исключительно белым, преимущественно из среднего класса музыкантам с их белой, также из среднего класса аудиторией хиппи. Джими не рассчитывал на то, что это станет началом его восхождения. Он считал это рискованным предприятием, требующим отчаянной смелости.

В Америке у чёрных исполнителей не могло быть такого концертного размаха как в Европе — им приходилось довольствоваться небольшими сценами с небольшой аудиторией. А значит и доступ к большим деньгам, какие собирали белые исполнители, им был закрыт. Старым блюзменам на своей родине было позволено только умирать в ужасающей нищете. Тем, кому повезло и их «открывали», получали всё, получали вдвойне, когда их «открывала» для себя Европа и европейские музыкальные агенты привозили их в Британию, где они могли предстать перед хорошо подготовленной в музыкальном смысле аудиторией. Молодое поколение чёрных исполнителей, играющих соул и ритм–и–блюз, редко было в состоянии позволить себе выступить где–нибудь, кроме как в небольших клубах, либо в немногочисленных театрах, ориентированных на чёрное население, таких как театр Аполло в Гарлеме. Даже в Европе чёрные музыканты считали за счастье сыграть на каком–нибудь местном фестивале, а не торчать всё время в ритм–и–блюзовых клубах, кабаре или на танцплощадках.

Зная всё это, Джими нервничал. Он противопоставил себя всей экономике музыкальной индустрии чёрной Америки. Ни один чёрный музыкант не собрал столько денег, сколько он стал получать в Европе. В Европе он стал одним из самых востребованных исполнителей. Везде его встречали с открытыми объятиями, и везде ему позволялось проявить свои способности и талант — то, что теперь, будучи в Америке, ему ставилось в вину, так как он был чёрным и, более того, он не был ниггером. И теперь, как он сам понимал своё положение, а если сказать простым и ясным языком, свою миссию — это получить те доллары бледнолицых, которые он заслужил и которые они давно ему задолжали.