Джими Хендрикс, история брата - [34]

Я был молод и неуправляем. Я вообразил, что после коррекции цен в фирменных магазинах мы сможем изменить всю существующую систему. Я почувствовал себя Давидом, выступившим против Голиафа. Идея казалась превосходной, но всё вдруг

обернулось крахом, когда мы решили провернуть нашу операцию в универмаге Нордстрём. Мы уже побывали там пару недель назад и у нас руки чесались снова прикоснуться к вешалками, на которых висели манто из норки и шиншиллы в секции женской одежды. У нас не было никаких идей, как осуществить намеченное, пока мы не заметили окно на пятом этаже, которое днём было всегда открыто и на нём не было никакой сигнализации. Итак, мы вчетвером пошли ближе к вечеру в Нордстрём и спрятались там, просидев до закрытия. Когда все работники покинули здание, мы накинулись на шубы и начали выбрасывать их через окно на улицу, где ждали двое из наших, сидя в машине на стоянке внизу. Они стали сразу же быстро запихивать шубы в багажник. План был идеален до того момента, как мы сообразили, что выбраться нам не удастся. Естественно, через окно нам не выпрыгнуть, оставался только путь к наружной двери, который оказался гораздо длиннее, чем мы предполагали. Он занял у нас слишком много времени.

— Всем лечь на землю, — услышал я, как только выскочил наружу.

Когда я поднял глаза, то увидел ствол пистолета, наведённый на меня. Остальные полицейские уже вязали моих друзей. Никакого шанса сбежать. Меня привезли в участок и, так как мне было только 15, меня осудили только на 6 месяцев, как несовершеннолетнего. Отец пришёл на заседание суда и к моему удивлению, был совершенно спокоен. Он уже испытывал подобное с Бастером, так что ничего нового он и не ожидал. И надо сказать, что из–за меня он выглядел очень несчастным.

— Парень, когда ты выйдешь, я устрою тебе такую взбучку, какой ты ещё не видывал. Это отучит тебя носиться как сумасшедший по городу, — сказал он мне, после того как зачитали приговор.

Меня определили в Подростковый Центр, который был расположен рядом с нашим домом.

— Наконец–то я буду знать, где тебя найти, — сказал он мне.

Колючая проволока, протянутая по периметру сначала показалась мне довольно зловещей, но позже оказалось, что всё не так уж плохо. В моём деле нашли листок с моими школьными оценками, которые были достаточно высоки, и срок сократили

с шести до четырёх месяцев. Я быстро приспособился к внутреннему распорядку — меня не сильно баловали в жизни. После всего того, что мы пережили с отцом и Бастером, я чувствовал себя там превосходно.

В Подростковом Центре была огромная общая спальня и два гимнастических зала. Почти всё время мы играли в баскетбол или в европейский футбол и я держался молодцом. В течение дня в соседнем флигеле проходили занятия и я окончил там 10–й класс. За всё время я получил всего один выговор и то за хранение сигарет. Эти четыре месяца быстро пролетели и меня отпустили.

— Ну что ж, парень, пришло время дать тебе взбучку, — приветствовал меня отец.

— Не за что. Ведь ничего не было, — сказал я, посмеиваясь над ним. — Ты больше не станешь поднимать на меня руку.

Впервые я его остановил, но не был вполне уверен в результате. Но я взвешивал каждое слово. Я уже не был маленьким мальчиком. Некоторое время мы молча стояли друг против друга.

И прежде, чем что–то предпринять, отец наклонил голову и зачем–то стал разглядывать ковёр.

— Хорошо. Я никогда больше не буду тебя наказывать.

— Вот так–то правильней, отец.

В то время как со мной случилась вся эта неприятность, от брата пришла ещё одна открытка. В самом начале 1964 года он позвонил нам уже из Нью–Йорка. После того, как он поделился со мной своими планами, он передал трубку своей новой пассии, Фаине. Премилый голосок сообщил мне, что они остановились в гостинице Сейфер. Позже, несколько месяцев спустя, в марте 1964 года снова позвонил Бастер и сказал, что его пригласили Isley Brothers с собой на гастроли по всему Восточному Побережью, захватывая Читлин–круг. В то время братья Айли были одной из ведущих ритм–и–блюзовых групп и Бастер сделал с ними несколько записей. Он даже играл соло в Testify, которую стали часто прокручивать по радио.

Позже, летом того же года, он позвонил мне и рассказал, что играет у Литл–Ричарда в его группе Upsetters. Я ушам своим не мог поверить, брат играет в группе Литл–Ричарда! Кумира нашего детства! По мне, так у брата начались великие времена, но он дал мне понять, что это ещё не всё. Бастер рассказал мне, что Литл–Ричард на гастролях очень вспыльчив и, что он устал от его быстрых смен настроений. Не придавая большого значения его словам, я чувствовал, что с братом всё в порядке и что он на верном пути.

Осенью 1964 года в 11–й класс я опять пошёл в другую школу — школу Франклина. Она была немного ближе к дому, чем Кливленд, мне всего–то и надо было — пешочком пройтись по Эмпайр—Вей. Я рад был даже одной мысли, что я мог долго идти по одной прямой, никуда не сворачивая. За те четыре месяца, проведённые в Подростковом Центре, у меня такой возможности не было. Очень скоро я соскользнул на прежние мысли. Не могу сказать, что я сильно поумнел. Мы уже были безрассудны, мы уже наделали кучу ошибок, мы были уже пойманы не раз. И я вообразил, вот было бы здорово всё повторить.