Джентльмены - [52]

— Перри Мэйсон не ревнует, — ответила Мод.

— И я не ревную. Это профессиональное любопытство.

Генри обладал профессиональным любопытством и был известным лгуном. Конечно же, он ревновал, но на этот раз без знакомого жжения в груди. На этот раз все было иначе. Мод была взрослой двадцатипятилетней женщиной, хоть и могла в любой момент с помощью точного взмаха кисточки, помады и правильно подобранной одежды превратиться в подростка, при этом сохранив повадки и девчонки, и дамы. Генри не понимал ни Мод, ни своих чувств к ней. Любовь сопровождалась ненавистью и ревностью, но страсти давали о себе знать лишь в постели, когда Мод извивалась под тяжестью его тела. Теперь же он наблюдал за ней, как удивленный ребенок, а во рту было лишь послевкусие: Мод вновь превратилась в практичное, очень рациональное и совсем не сентиментальное создание.

— Ну? — произнесла она. — Нужен тебе галстук?

Генри овладело непонятное спокойствие, и он повторил, что галстуки его не интересуют.

— Мне не нужен галстук, я доволен своим. Не собираюсь ходить в чужой одежде, особенно в его!

— Но у тебя рубашка рваная, — возразила Мод. — Посмотри на манжеты!

Генри взглянул на довольно потрепанную манжету, прикрывающую часы.

— Ну и что? — сердито произнес он.

— Вот! — Мод достала из гардероба выглаженную и благоухающую рубашку. — Возьми!

Это была элегантная вещь в тонкую полоску, и Генри не смог устоять. Хорошо выглаженные сорочки были его слабостью, и, кроме того, этот предмет казался менее индивидуальным, чем галстук. Галстук — что-то вроде надписи, знака на рубашке. Галстук говорит о своем обладателе больше, чем сорочка. Генри не заметил вышитых под воротничком инициалов «В. С.», как и того, что рубашка была английской и явно сшитой на заказ.

— Ладно, — сказал Генри, полностью одевшись. — Я пошел.

Мод вышла из ванной и обняла его, слишком легко и бегло. Генри попытался слегка укусить ее за шею, но она высвободилась из его рук.

— Придешь ко мне в воскресенье?

— А он уже уедет?

— Не валяй дурака, — раздраженно повторила Мод. — Не думай о нем.

— Рано утром в воскресенье.

— Рано утром, — повторила Мод. — Разбуди меня, позавтракаем вместе.

Уже в подъезде Генри нащупал в кармане незнакомый предмет. Это оказался изящный овальный серебряный портсигар, полный длинных сигарет. На крышке были выгравированы инициалы «В. С.». У нее мания класть предметы в чужие карманы, подумал Генри и закурил «Пэлл Мэлл» из такс-фри. Сигарета оказалась отличной.

Едва проснувшись воскресным утром, Генри быстро оделся, чтобы позавтракать у Мод. Он тихо покинул квартиру, стараясь не разбудить Лео и мать во избежание лишних расспросов.

На улице все казалось ему странным. У станции метро «Слюссен» толпился народ: целые семьи стояли на перроне с корзинами для пикника, утренними газетами, сумками и рюкзаками, дети пинали мячи и вертели скакалки. Генри решил, что все эти люди направляются на обычный воскресный пикник; он давно не вставал так рано в воскресенье.

Пришел поезд, и шумная толпа наполнила вагоны. Генри оказался зажатым в углу по милости старушки, тащившей переполненную корзину с едой и четырех внуков.

— Мы вышли заранее, — сообщила она, заговорщически кивая Генри. — Решили всех опередить.

В вагоне царила атмосфера единодушия отдыхающих. Генри совершенно не понимал, о чем идет речь, кто и в чем мог кого-то опередить. Ему хотелось спать, а поезд так долго стоял у перрона, что он чуть не задремал.

Наконец поезд с черепашьей скоростью двинулся по мосту к Гамла-стану. Внезапно раздался стартовый выстрел, или стартовый сигнал, или как это еще можно было назвать. Город закричал, взвыл, загрохотал и засвистел, отчего Генри мгновенно проснулся. Он не понимал, что происходит, и уставился на залив Риддарфьерден, разинув рот. Каждый свисток в городе выдувал что было сил, и в этом вое было все: и страх, и война, и светомаскировка, и карточная система. Почтенный отец семейства открыл окно в вагоне, чтобы высунуть голову: поезд остановился посреди моста.

— Вас разбудила телефонная тревога? — спросила старушка с корзиной.

— Телефонная тревога? — переспросил Генри.

— Тогда, наверное, радиомобиль, — догадалась старушка, снова заговорщически кивнув. Генри начал медленно догадываться, что происходит. Все это происходило задолго до того, как Генри, одурманенный страстью к Мод, спящий на уроках и бряцающий на пианино до поздней ночи, постепенно превратился в Генри-бульвардье, читателя газет, фланера, распутника и сибарита. В те далекие времена Генри шагал вовсе не в ногу со временем и не знал, что именно в это воскресенье проходят учения по эвакуации. Весь Стокгольм — по плану, разработанному помощниками губернатора и полковниками в штабе эвакуации, — должен был сломя голову броситься в бомбоубежища, метро и автобусы для эвакуации в сельскую местность Уппланда. Это тебе не брошюра «Если наступит война»: война уже наступила — по крайней мере, в головах чиновников эвакуационного штаба. Впрочем, лица пассажиров метро вовсе не были искажены паникой — происходящее больше напоминало карнавал и бесплатную воскресную экскурсию. Люди толпились в обнимку с мячами, термосами и корзинами для пикника и вели задушевные разговоры.