Джек Лондон: Одиночное плавание - [76]

Отвлекаясь от обстоятельств личного свойства, заметим: все это время — несмотря на рауты, сумасшедшие вечеринки, алкоголь, мимолетные связи и т. п. — писатель работал. Работал методично, сосредоточенно и без перерывов, выдавая ежедневно (без исключений!) от тысячи до полутора тысяч слов. У него могла болеть голова, отсутствовать соответствующее настроение, его могли осаждать заботы, но «норму» он вырабатывал всегда. Вот это, конечно, не может не поражать!

1903-й был годом постоянного успеха и писательского роста. В начале года Лондон закончил ставшую знаменитой вскоре повесть «Зов предков». Ее напечатал один из ведущих в то время американских журналов «Сэтеди ивнинг пост» и заплатил за публикацию две тысячи долларов. Столько ему никогда не платили. Но теперь — будут платить! И еще больше! Через пару месяцев в «Макмиллане» повесть вышла отдельным изданием и вызвала широкий резонанс. Незадолго до этого Бретт издал «Письма Кэмптона и Уэйса» (хотя и без энтузиазма — лично ему книга не понравилась), а затем и книгу «Люди бездны». Журналы требовали «северных рассказов», и хотя тема эта ему поднадоела уже изрядно, он их сочинял — ради денег. «Мужская верность», «Замужество Лит-Лит», «Тысяча дюжин», «Золотое дно» — написанные тогда для заработка, они отвлекали писателя от воплощения захватившего его в то время замысла — романа «Морской волк».

Год с небольшим назад, переживая неудачу своего первого романа, Лондон писал: «…я знаю, что еще напишу настоящий роман». Взявшись на излете весны 1903 года за «Морского волка», он уже предчувствовал, что на этот раз все будет по-другому — его ждет успех. Предчувствия его, как мы знаем, не обманули, — но всё это пока еще впереди. А тогда — бурная личная жизнь, грядущий развод с женой, увлечения и… алкоголь.

В неоднократно цитированной здесь «Исповеди алкоголика» Лондон писал о том времени: «…я не стремился к алкоголю. Я пил за компанию, когда пили другие. Мне было совершенно безразлично, какой напиток выбирать. Я слепо подражал другим. Если все пили виски, я пил то же, если все пили пиво или сарсапарель, я и здесь не отставал. Но без гостей я никогда не касался спиртного».

Но в том-то и дело, что «гости» захаживали постоянно.

Прежде, памятуя об опыте юных лет — пиратском, «рыбачьего патруля» и т. д., — Лондон опасался спиртного. Но теперь, — писал он, — «я перестал бояться Джона Ячменное Зерно, вообразив, что он мой слуга, а не наоборот». Однако в таком заблуждении, — признавался он несколько лет спустя, — «и крылась главная опасность».

Очень скоро это превратилось в настоящую проблему, что в конце концов и свело его в могилу. Не алкоголь, конечно, а последствия его употребления. Так эти «последствия» разрушили жизнь, а потом и убили его друга — Стерлинга-Бриссендена.

В романе «Джон Ячменное Зерно» можно встретить такую фразу:

«Ко мне захаживал один очень интересный человек, постарше меня, большой любитель виски. Просиживая с ним вдвоем весь день в моем кабинете, мы опрокидывали рюмку за рюмкой, пока мой друг не приходил в приподнятое настроение, а я тоже чувствовал, что хлебнул лишнего. Вы спросите: зачем я это делал? Не знаю. Вероятно, по старой привычке, по примеру тех дней и ночей, когда в компании взрослых мужчин подростку было стыдно сидеть с пустым стаканом».

Всё это — о Стерлинге. Именно он и есть «один очень интересный человек, постарше меня, большой любитель виски».

А вот из «Мартина Идена»:

«Мартин… внимательно рассматривал Бриссендена, аристократически тонкие черты его лица, покатые плечи, брошенное им на соседний стул пальто, из карманов которого торчали книги. Лицо Бриссендена и тонкие руки были покрыты темным загаром, и это удивило Мартина. Едва ли Бриссенден любитель прогулок на свежем воздухе. Где же он так загорел? Что-то болезненное, противоестественное чудилось Мартину в его загаре, и он все время думал об этом, вглядываясь в лицо Бриссендена — узкое, худощавое лицо, со впалыми щеками и красивым орлиным носом».

В романе Мартин Иден объясняет «загар» своего знакомца туберкулезом — тот якобы вернулся из горного санатория, где и загорел. В действительности никакого туберкулеза у Стерлинга не было. Но впечатление о загаре как о чем-то «болезненном, противоестественном» было точным — у Стерлинга уже разрушалась поджелудочная железа, имелись серьезные проблемы с печенью. Это и давало пресловутый «загар». Стерлинг уже тогда, видимо, испытывал серьезные боли и глушил их… алкоголем. Создавался замкнутый круг, что четверть века спустя заставит поэта принять цианистый калий. Этот «круг» убьет и Лондона. Правда, болезнь писателя была иного рода, но тоже отчасти вызвана алкоголизмом.

Автор далек от того, чтобы обвинять Стерлинга в том, что тот толкнул Лондона в объятия «Джона». И всё же он явно этому посодействовал.

Парадоксальным образом писатель предсказал самоубийство Стерлинга самоубийством Бриссендена в романе. И свое самоубийство — смертью Идена. Правда, в реальности первым «поставил точку» именно Лондон, а Стерлинг это сделал одиннадцатью годами позже.

Что-то мистическое в этом есть. Не правда ли?