Джек Лондон: Одиночное плавание - [60]

.

Конечно, реальные эмоции от их литературного воплощения отделяют десять лет. И некоторая драматизация неизбежна и, разумеется, присутствует. Но наверняка нечто подобное испытывал тогда и Джек Лондон. Правда, писатель (и создатель журнала) Брет Гарт, которого упоминает Мартин Иден, тогда был еще жив, да и умер он в 1902 году отнюдь не «в страшной нищете». А вот по поводу «вдохновляемого высокими задачами журнала» он зря иронизировал: в те годы журнал переживал не лучшие времена, но задачи (изначально, да и тогда) у него действительно были «высокими» — развивать местную, калифорнийскую (и вообще западную) литературу. Это объяснил молодому автору редактор, когда они встретились по приглашению последнего. Он же предложил Лондону и первый в его жизни контракт — на шесть рассказов, которые опубликует журнал. Заплатить обещал, правда, немного — всего по семь с половиной долларов за публикацию. «Но, вы же понимаете, главное для вас сейчас не деньги, а литературная репутация, — утверждал он, — публикуясь в “Оверленде”, вы ее получаете». Разумеется, Лондон согласился.

Джеймс Бридж, тогдашний редактор «Оверленда», почти 40 лет спустя вспоминал:

«Однажды, уже в конце 1898-го, мой помощник по фамилии Грин зашел ко мне в кабинет и сказал, что там снаружи один молодой человек, он принес рассказ, который хочет продать, но ответ хочет получить немедленно — возможно это или нет. Я вышел в приемную и поздоровался с ним. Он сказал, что его зовут Джек Лондон.

— То есть Джон, — сказал я.

— Нет, просто Джек, — так он ответил.

Выглядел он как бродяга и совершенно не напоминал внешне человека, который способен сочинить подходящий рассказ для почтенного издания, созданного Бретом Гартом. Но когда он сказал, что только вернулся с Клондайка, я сказал:

— Давайте сюда ваш рассказ и приходите завтра.

Я взял рукопись домой и вечером прочитал. Ничего в жизни так меня не удивляло. Рассказ назывался “За тех, кто в пути. Рождество на Клондайке”. Это был первый из рассказов с Мэлмутом Кидом и один из лучших у Джека Лондона. Я понял, что он никогда не публиковался прежде и пришел в редакцию потому, что ему позарез нужны деньги. Конечно, никаких сомнений у меня не было, когда он явился на следующий день.

— Мы берем вашу историю и заплатим за нее по максимальной ставке — 25 долларов. Если вы сочините для нас серию из шести рассказов, я заплачу вам за каждый столько же и сразу. Мэйнард Диксон <художник “Оверленда”> проиллюстрирует их, опубликуем, а потом вы можете поступать как хотите, — вы вольны предложить их в журналы на Востоке и получить за них те деньги, которых они достойны. Могу вам сказать: ваши тексты стоят больше, чем я могу за них заплатить»[153].

Как мы видим, версия редактора журнала сильно отличается и от сведений биографов, да и от слов самого Лондона. Скорее всего, истина не на стороне мистера Бриджа — уж очень его слова похожи на сказку.

Тем не менее именно Overland Monthly открыл Джека Лондона. И, конечно, это было не первое «открытие» журнала. Среди них были и Амброз Бирс, и Гертруда Атгертон, и Фрэнк Норрис, да и многие другие калифорнийские писатели. И после Джека Лондона они тоже — будут.

Но едва ли сам «открытый» тогда задумывался о литературной «репутации». Больше о деньгах. Даже семь с половиной долларов в месяц стабильного дохода — в его положении это были деньги, которые помогали не жить, но выживать.

Через некоторое время пришло еще одно — для Лондона более радостное — известие[154]. Бостонский журнал «Блэк кэт» предлагал опубликовать его ранний (1897 года) фантастический рассказ «Тысяча смертей» и обещал заплатить 40 долларов, если автор сократит его вполовину. Разумеется, он ответил согласием, и скоро вожделенный чек оказался у него в руках.

Это была настоящая радость. 40 долларов — так много! Это решало проблемы! Джек Лондон вспоминал: «Я выкупил велосипед, часы и отцовский плащ и взял напрокат пишущую машинку. Заплатил долги в лавки, которые предоставляли мне небольшой кредит. Один португалец-бакалейщик никогда не разрешал мне набирать больше, чем на четыре доллара, а другой, по фамилии Гопкинс, установил лимит в пять долларов».

И надо же было так случиться, что как раз в это время освободилась вакансия в почтовом отделении Окленда. И Лондона вызвали в почтовое ведомство.

«Я попал в чрезвычайно затруднительное положение, — вспоминал писатель. — Постоянное жалованье в шестьдесят пять долларов было огромным соблазном. Я не знал, на что решиться. Никогда не смогу простить начальнику почтовой конторы Окленда его отношения ко мне. Я пошел к нему по вызову, надеясь поговорить с ним как с человеком. Я честно выложил ему, как обстоят дела: кажется, я нашел свое призвание, начал я хорошо, но уверенности все-таки не чувствую. Не мог бы он взять следующего кандидата из списка, а меня передвинуть на его место в очереди?

Начальник грубо прервал меня:

— Значит, вы не желаете занять это место?

— Да нет же, — возразил я, — я только прошу вас, разрешите мне подождать!

— Или поступайте сейчас же, или заявите, что вы отказываетесь, — ответил он ледяным тоном.