Джаз - [63]
Нет, мне надо выбираться из этого места. Подальше от окна, от дырочки в двери, которую я проделала, чтобы ходили ко мне в комнату чужие жизни, вместо того, чтобы жить своей. А все из-за любви к Городу, это она сбила меня с толку и внушила всякие мысли. Заставила поверить, что я смогу говорить его голосом, смогу сделать так, чтобы он звучал по-человечески. А люди – я их не учла.
Я думала, что знаю их, и не беспокоилась, что они про меня не знают. Теперь-то мне понятно, почему они противоречили мне на каждом шагу. Они с самого начала были про меня осведомлены. Краем глаза следили за мной. И когда я больше всего казалась себе невидимкой, старающейся быть потише, понезаметней и поосторожней в речах, они судачили обо мне. Они знали, как мало на меня можно надеяться, каким ветхим рубищем мое всезнайство прикрывало мою беспомощность. И когда я придумывала про них истории – очень неплохо придумывала, казалось мне – я находилась полностью в их руках, и они мной безжалостно манипулировали. Я считала, что ловко скрываюсь, подглядывая за ними из окон и дверей, следя за ними при каждом удобном случае, сплетничая, а они все это время держали меня под наблюдением. И иногда даже жалели меня. При одной мысли об их жалости мне хочется умереть.
Я промахнулась. Я была уверена, что кто-то кого-то должен убить. Ждала, чтобы выразить это на бумаге. Не сомневалась, что так и случится. Не сомневалась, что прошлое – это заигранная пластинка, что мелодия обязательно даст сбой на старой зазубрине, и на земле нет силы, которая могла бы отвести иглу. Не сомневалась, а они плясали у меня на голове. Делом занимались – тем, что были неожиданны, сложны, переменчивы, как все люди, скажете вы, а я-то как раз была предсказуема, я от одиночества впала в высокомерие, думая, что мое пространство единственное, какое есть, или единственно важное. Я так разволновалась, вмешиваясь в чужие дела, самодовольно прищелкивая пальцами, что зарвалась и проглядела очевидное. Я была в восторге от того, что происходит на улицах, где дома стиснуты камнем и теснят все вокруг, и пренебрегла тем, что творится в каменных завалах сердец, куда мне нет дороги.
Смотрела на них троих, Фелис, Джо и Вайолет, и мне казалось – они зеркальное отражение Доркас, Джо и Вайолет. Мне казалось, я вижу самое важное, а что не вижу, могу представить – представить, до какой степени они странные и какие отчаянные. Словно неблагополучные дети.
Я хотела в это верить. Мне и в голову не приходило, что у них совсем другое на уме и на сердце, что они строят свою жизнь так, как мне и не снилось. Вот, скажем, Джо. Я и сейчас не могла бы точно сказать, о чем он плакал, но догадываюсь, что не только о Доркас. Все время, что он скитался в дождь и снег по улицам, я была уверена, что он ищет Доркас, но никак не Дикаркину золотую комнату. Дом в скале, где весь день солнце. Не из тех домов, какими люди гордятся, куда водят гостей и сами хотят приходить. Но я хочу. Хочу очутиться в уголке, сработанном под меня, отгороженном от мира и распахнутом небу. С незапирающимся входом и косой крышей, берегущей от дождя, но не от солнца и ярких осенних листьев. Где лунный свет непременен, если небо ясно, а звезды уж наверняка. И под горой, рядом, река Обманка, уж на нее-то всегда можно рассчитывать.
Хотелось бы мне окунуться в мир и покой, оставшийся от женщины, наводившей страх на всю округу. Невидимки. Еще бы, она была не настолько глупа, чтобы выставлять себя на обозрение. Да и кто бы увидел ее, беспечную жительницу скал? Кто бы мог cмотpeть на нее без страха? Глядеть в ее глаза? Я бы не прочь. Почему нет? Она меня видела и не боится меня. Понимает меня. Протянула мне руку. Она тронула меня. Освободила втайне от всех.
Теперь я знаю.
Алиса Манфред перебралась со своей тенистой улицы обратно в Спрингфилд. Там есть любительница ярких нарядов, чьи гpуди уже, наверное, превратились в мягкие кожаные кошелечки, и которая, может быть, в чем– нибудь нуждается. В занавесках, например, или новой подкладке для пальто, чтобы проходить еще одну зиму. В приятной компании вечером и чашке чая на ночь.
Фелис по-прежнему покупает у Фельтона оклахомские пластинки и идет домой так медленно, что мясо в пакете портится, не успев попасть на сковородку. Она думает, что таким образом вновь сможет меня обмануть – ползет еле-еле, рядом с ней может показаться, что все вокруг бегут. Нет, теперь не одурачит меня: идет-то она, может быть, и тихо, а вот живет на год впереди всех. Поднятые кулаки замирают на весу в ее присутствии или раскрываются в рукопожатии, так или иначе, она ни для кого не алиби, не игрушка и не отбойный молоток.
Джо нашел ночную работу в кабачке «Пейдерт», потихоньку торгующем спиртным, и имеет возможность увидеть самое невероятное небо, на какое только способен Город, а также гулять с Вайолет под вечерним солнцем. По дороге домой – как раз рассвело – он спускается с эстакады метро, и если у обочины стоит бочка с молоком, он покупает пинту на ужин холодненького молочка к горячим лепешкам. У дома он подбирает мусор, оставленный подвальными жителями, бросает в мусорный бак, потом ставит под лестницу детские игрушки. Если среди них оказывается кукла, он устраивает ее поудобнее на куче других игрушек. Затем забирается по ступеням и, не успев дойти до своей двери, уже чувствует запах свинины, которую Вайолет продолжает упрямо жарить в собственном соку, чтобы сдобрить кукурузу, преющую в кастрюльке. Он окликает ее, закрыв входную дверь, и она отзывается: «Вай»? «Это ты, Джо?» Как будто это может быть кто-то другой, как будто вместо него может оказаться нахальная соседка или привидение со следами копытцев на щеках. Они завтракают и, что бывает нередко, засыпают. Из-за работы Джо, да и ее тоже, и из-за некоторых других вещей, они перестали спать ночью, и теперь не тратят попусту время, а спят, когда организм просит, и при этом хорошо себя чувствуют. А потом делают что хотят. Если она идет к клиентке на дом, он встречает ее после, и они заходят в аптеку, Вайолет пьет ванильный коктейль, Джо вишневый.
«Боже, храни мое дитя» – новый роман нобелевского лауреата, одной из самых известных американских писательниц Тони Моррисон. В центре сюжета тема, которая давно занимает мысли автора, еще со времен знаменитой «Возлюбленной», – Тони Моррисон обращается к проблеме взаимоотношений матери и ребенка, пытаясь ответить на вопросы, волнующие каждого из нас.В своей новой книге она поведает о жестокости матери, которая хочет для дочери лучшего, о грубости окружающих, жаждущих счастливой жизни, и о непокорности маленькой девочки, стремящейся к свободе.
США, 1940-е годы. Неблагополучная негритянская семья — родители и их маленькие дети, брат с сестрой — бежит от расистов из Техаса в Джорджию в городишко Лотус. Проходит несколько лет. Несмотря на бесправие, ужасную участь сестры и мучительные воспоминания Фрэнка, ветерана Корейской войны, жизнь берет свое, и героев не оставляет надежда.
Роман принадлежит к числу наиболее интересных произведений амери¬канской прозы 70-х гг. и впервые знакомит советского читателя с творчеством талантливой писательницы. Центральный конфликт, воплощенный в судьбе главного героя Мейкона Помера, отражает стремление автора понять исторические судьбы негритян¬ской Америки. Мейкон — герой-искатель, которому важно обрести себя как личность, попить и выразить заложенные в нем духовные стремления.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лауреат Нобелевской премии по литературе Тони Моррисон — автор девяти романов, самый знаменитый из которых — «Возлюбленная». В 1988 году он принес своей создательнице Пулитцеровскую премию, а экранизация книги с телеведущей Опрой Уинфри в главной роли номинировалась на «Оскар» и была названа «одним из лучших фильмов десятилетия». По мнению критиков, Моррисон «не только создала романы поразительной силы, но и перекроила американскую литературную историю двадцатого века».Действие книги «Жалость» происходит в Америке XVII века.
Весной 1941-го ноготки не взошли. Мы думали тогда, что они не взошли потому, что Пекола ждала ребенка от своего отца. Если бы мы меньше грустили и больше замечали, то сразу увидели бы, что не только у нас погибли семена, они погибли везде…
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.