Джан — глаза героя - [34]

Наконец, окруженный почтительной свитой, он проследовал в новый гараж. Одноглазый дон Педро работал там сторожем.

Джан заставил его сесть на корточки, осмотрел и придирчиво обнюхал. Хозяином здесь не пахло. В этом злодействе нельзя было заподозрить дона Педро. Джан вместе с двумя мастерами поехал домой.

Товарищи Семена Гавриловича в первое же посещение больницы рассказали, как Джан приезжал на комбинат отбивать хозяина у дона Педро.

Они рассказывали обо всем этом, смеясь и шутя, и только заикнувшись о том, какой Джан был озлобленный, тощий и как он метался по всему комбинату, прикусили вдруг языки.

Семен Гаврилович разволновался до слез.

Он взял с товарищей слово и попросил их передать всем, кто ему друг, чтобы за Джаном следили неусыпно, чтобы к нему были особенно ласковы и добры и сделали все, чтобы он не так тосковал.

— Вы понимаете, что для меня Джан??! Вы понимаете?? — без конца повторял он.

У него от волнения сделался жар, озноб, голос жалко дрожал и срывался.

— Ведь я снова осиротею… Ослепну теперь уж совсем, навсегда… Он мне друг… Спас мне жизнь…

Доктор выпроводил всех гостей и велел им прислать дочь и жену Сердюкова. Больной требовал, чтобы их немедленно вызвали.

На возмущенные, но справедливые упреки Нина Александровна, до сих пор скрывавшая правду о Джане, обещала теперь обо всем рассказывать мужу.

После нее прибежала перепуганная Лида.

Доктор посоветовал ей быть совершенно правдивой с отцом, и она долго и живо рассказывала обо всех Джановых «чудачествах».

Семен Гаврилович слушал, смеялся, вздыхал, давал дочке советы, как ей выманить Джана из угла, заставить его есть и гулять и не предаваться такому отчаянию.

— Ты, дочка, наверное не понимаешь, каким незаменимым товарищем и другом стало для меня это верное, любящее существо!..

Лида призналась отцу, что она все еще немного побаивается Джана. И, смеясь, прибавила, что иногда ей даже неловко называть его на «ты».

— Он такой строгий, почтенный. Он все решительно понимает. Ты знаешь, я просто его уважаю. А какой он воспитанный, вежливый! Недавно я переодевалась, а он заглянул в комнату и попятился… И невольно у меня вырвалось: «Извините!..»

Она с радостью услышала, как отец весело расхохотался:

— Ну, а Лорочка, по-прежнему дружит со своим «дядей Даном»?

— Она почти не видит его. С утра уходит со мной. А вечером он не показывается из-под кровати. Но она заглядывает к нему туда. Один раз нарядила его в чепчик, укутала одеяльцем, уложила «баиньки» и стала рассказывать ему сказку. Да прикорнула сама возле него и под собственное творчество уснула. А он, бедный, не шевельнулся, боялся разбудить свою «няньку».

Отец с дочерью долго вспоминали, как Джан учил ходить девочку, как поднимал ее, когда она падала, как поддерживал, когда она только еще привставала на ковре, за край подвернутой рубашонки… Лариса тогда звала его «Нан», а иногда благодарно лепетала ему «дядя»…

Все очень боялись, что пережитые волнения вконец подорвут здоровье Семена Гавриловича. Но режим клиники сделал уже свое благотворное дело: под дружным натиском лекарств и ухода болезнь начала поддаваться.

Больной оживал.

Его стали чаще проведывать.

Детдомовцы натащили в больницу газет, журналов, книг и каждый день прибегали почитать ему что-нибудь вслух.

Семен Гаврилович встречал их с радостью и все расспрашивал о Джане.

Кормили Семена Гавриловича хорошо, но он часто просил принести ему из дома вареную курицу. Подержав в руках и во рту куриные ножки и крылышки, он отсылал эти косточки Джану.

Еда, вещи, книги, журналы — всякая мелочь начала понемножку возвращаться домой. Джан обнюхивал все это и топтался на месте. Он стал еще раздражительнее, тревожнее и с еще большим нетерпением искал повсюду хозяина.

Через несколько дней после того, как он побывал на комбинате, его видели шатающимся по городу. Он заходил в магазин и в райисполком и прибыл домой, окруженный почтительной свитою.

Так как все эти посещения Джан предпринимал днем, Нина Александровна с Лидочкой решили запирать его в сарае.

Джан озлобился окончательно. С сердитым рычанием трудился над подкопом и, выбравшись на свободу, исчез.

Ребята-детдомовцы, товарищи по работе и все друзья сбились с ног, отыскивая следы собаки. Доктора тоже знали о пропаже.

Но на этот раз даже они не рискнули сказать правду Семену Гавриловичу.

Ему говорили только, что с Джаном все по-прежнему, тоскует, скучает и все. Это только подстегивало стремление больного поскорее подняться с постели. Он чувствовал себя много лучше, и доктор обещал, если так будет продолжаться, отпустить его из больницы недельки через две.

Известие же о пропаже Джана могло сразу подкосить выздоравливающего.

Нина Александровна бросилась было за помощью в Школу собаководства. Белоножки не было в Москве, но и без него все там приняли в беде Сердюковых самое живейшее участие: организовали поиски и повсюду разослали объявления о пропаже собаки-поводыря со всеми его приметами, указанием клички и настоятельной просьбой вернуть его в Общество собаководства или по адресу Семена Гавриловича «за хорошее вознаграждение».

Лида простить себе не могла, что посоветовала запереть Джана в сарай.