«Джамп» значит «Прыгай!» - [58]

Он тяжелыми шагами направился к обеденному залу, но вдруг, нахмурившись, остановился.

– Кстати, кого вы еще включили в эти свои статьи? Надеюсь, не Гаврилина и не Федорова из Чертаново?

– Нет, ни одного из них.

Барский отметил оттенок озлобленности и горечи в голосе Буробина, что подсказало ему о мелкой зависти и соперничестве между ними в прошлом.

– Так уж вышло, что вы – единственный москвич, которого я включил в свою серию. Мой издатель чувствует, что ваша история будет настолько захватывающей, что сделает другие ненужными.

– И он абсолютно прав. Отдадим должное тому, кому это и положено. – Лицо его вновь просияло. – Ну, заказываем? – Он уселся и подобрал пухлое меню. – Не хочу хвастаться, но будьте уверены, я знаю толк в еде.

Глаза его жадно скользнули по карте, затем он повернулся к официанту.

– Ну, так что у вас сегодня хорошенького?

– Все, господина. Как всегда, господина. – Официант-японец с постной физиономией, глядя на них сверху, чуть морщился, словно сосал лимон и это ему жутко не нравилось. – Есть суши, есть тапияка, мраморное мясо.

– Рад это слышать. Мой друг приехал сюда из Америки и привык ко всему самому лучшему. Так что ты уж постарайся.

Пока Буробин делал свой заказ, Барский заметил, что выбирал он это серьезно, учитывая цену. Он, очевидно, решил до отвала нажраться за чужой счет и печально покачал головой, когда Барский заказал обычную телятину.

– Послушай, старик, ты что? Боюсь, ты что-то перепутал. С этим не пьют красное вино, а я не могу сидеть в японском ресторане и не пить сакэ со своим мраморным мясом. Боюсь, нам придется примириться на коньяке. Принесика нам, куросиво, или как там тебя?

– Меня? – удивился официант. – Ямаду.

– Вот-вот, Ямаду-сан, приволоки-ка нам пузырёчек «Гастон дю Лагранжа» 1985 года и смотри, чтобы его правильно согрели. Хороший коньяк не должен быть слишком холодным, не так ли? Он должен быть согрет теплом ладоней и дыханием пьющего не так ли, а? Ха-ха

Он откинулся в своем кресле в предвкушении хорошей трапезы.

– Забавно, что вы выбрали это место, господин Барский. Я как-то раз взял за жабры одного молодчика именно в этом кабачке. Мы арестовали его за вон тем угловым столом, как сейчас помню. Да, это был Карапет Агаронов – один из лучших финансовых аферистов, хотя никто бы этого не подумал. Маленький щеночек, ростом в метр с кепкой или чуть больше. Начал практически с ничего, комиссарил по белокаменной.

– Комиссарил? – Барский из чисто профессионального любопытства поднял брови.

– Да, это так, заурядный трюк известный еще с довоенных времен. Для этого нужно два человека, один ничем не примечательный, можно женщина, другой – импозантный и в костюме милиционера. В семь утра, когда рабочий люд только-только выползает на работу, вешается на дверях ближайшего от трамвайной остановки универмага табличка «В универмаг привезли ковры, запись в 5-й кассе». Рядом со входом ставится столик с ручной кассой, садится кассирша, встает милиционер. Возле них моментально выстраивается очередь – кому же неохота по госцене оторвать вполне приличный ковер. Еще уточняют чей ковер, отвечают: хорасанский. Вот расценки висят – метр на метр – одна цена, два на три – другая. Люди, увидав такое дело, мигом записываются, пишут номерки на руке и бегом домой за деньгами. Касса работает, чеки пробиваются, милиционер порядок соблюдает. Ровно в без четверти восемь торги прекращаются и милиционер с кассиршей берут столик и оттаскивают его вместе с кассой во двор универмага к черному ходу. Очередь перемещается ко входу, а кассирша на заднем дворе скидывает халатик и мигом превращается в одну из тысяч прохожих. Милиционер, сняв фуражку и накинув болонью, тоже растворяется в толпе. Ровно в восемь универмаг открывается и его сотрудники с изумлением взирают на толпу людей, которые мечутся по торговому залу с чековыми корешками в руках.

– Гениальная афера! – только и мог признать Барский.

– Причем специфическая для времен развитого социализма. Отличительно чертой является то, что ни один из этой толпы в сто-двести человек не в состоянии описать примет жуликов. Женщина, как правило, в синем халате с прикнопленной к лацкану визиточкой, а милиционер – он милиционер и есть. В фуражке с околышем.

– Как же вы их отыскали?

– Смеяться будете. По кассе. Да, по этой дрянной брошенной кассе. Грабили пару лет назад магазин, заодно и кассу спёрли. Вскоре кое-что из награбленного нашли, грабителей повязали, а кассу они кому-то уже продали. Тут-то вот номер этой кассы и засветился. Вытащили голубчиков из тюрьмы, встряхнули как следует – моментально вспомнили, кому продали и почём. Ну, так вот, – Буробин просиял при приближении официанта с нагруженным подносом и засунул за ворот салфетку, приготовясь угостить себя как следует.

Но между блюдами он рассказывал и как рассказывал! После суши он обсудил поражение банды фальшивомонетчиков, отличная работа во всех отношениях. Перед жарким поведал об убийце, который был выслежен по кропотливо собранным деталям. Между улитками и сыром – о скандале, относящемся к сексуальным привычкам стареющего государственного деятеля, замятом из такта и самопожертвования. Все эти триумфы закона и порядка были достигнуты исключительно разумом, изобретательностью, дерзостью и чувством долга этого величественного стража законности, главного следователя Вадима Буробина.