«Джамп» значит «Прыгай!» - [49]

– Вы не представляете себе, – говорил он, поглядывая на Барского даже с некоторой симпатией, с какой читающий лекцию профессор мог бы глядеть на сидящего за первой партой отличника, – к каким ухищрениям приходится прибегать в наши дни ученому, чтобы вести исследования такой серьезной темы. Слава Богу, мне порой удается публиковать результаты моих опытов через Интернет и потому мировая наука еще замечает меня. Ведь зачастую отношение к боли у людей разнится в зависимости от возраста, веса тела, половой принадлежности. Лучше всего реагируют молодые люди, уже вкусившие наслаждения жизнью, младенцы же ее порой до конца не осознают, для них само начало жизни в этом мире, как акт покидания материнского организма, уже есть боль. Что же касается…

Крюков замычал, руки его напряглись, задрожали, пытаясь преодолеть сопротивления коричневой пленки и снова безвольно обмякли.

– Ну наконец-то наш пациент хоть что-то почувствовал, – с легким упреком сказал ему Шапсуев. – Какой-то вы бесчувственный, милостивый государь… Сдается мне, что боль ваша уже прошла, уступив место пульсирующему гудению вот тут, в висках, да?

Крюков слабо закивал.

– Но ведь мы добивались совсем не этого. Мы с вами хотели, чтобы боль стала ноющей, постоянной, чтобы избавление от нее стало для вас благом. Чтобы ради этого избавления вы предали бы все и вся. Кстати, я в состоянии и освободить вас от боли. Вот, пожалуйста, еще один маленький укольчик – и вам сразу же станет хорошо…

Он вколол Крюкову еще один укол и заговорщицки подмигнул Барскому.

– Они – как дети! – шепотом сказал он Барскому. – Вы не поверите, но я обожаю всех своих пациентов. Хотя мне так редко удается пообщаться с ними подольше. Однако, пока они проходят курс болетерапии, мы с ними как-то духовно сближаемся. Я даже как будто сопереживаю с ними их ощущения, порой они рассказывают о них так захватывающе, что это звучит как настоящая поэма… Вы что-то хотите сказать?

Барский оживленно закивал.

– А кричать вы не будете?

Барский отрицательно помотал головой.

Шапсуев покосился на задремавшего Бычка и отодрал пластырь со рта Барского.

– Доктор, вы – настоящий гений, – были первые слова Барского.

– Благодарю вас, друг мой, – тот раскланялся без тени улыбки, – я, откровенно говоря, не рассчитывал на признание современников.

– Как вы пришли ко всему этому?

Получив возможность говорить, Барский осознал, что прежде всего получил хоть какое-то оружие, пусть столь несовершенное, как собственные челюсти и зубы. Однако привязали его небрежно, так что оставалась надежда, согнувшись в три погибели ухватить зубами плёнку и перегрызть ее. Но на это можно было рассчитывать лишь в том случае, если на него достаточно длительное время никто не будет обращать никакого внимания. Однако, обзаведясь собеседником, заплечных дел доктор пустился в откровения.

Слушая его, Барский чуть вздрогнул, ему показалось, что он смог распознать акцент.

– Вы не монгол? – тихо проговорил он.

– Да вы что? – незнакомец слегка поднял брови. – Боже упаси, старина. Я по происхождению татарин, из крымчаков. В юности мне немного довелось повоевать. Несколько недель служил у немцев, в зондеркоманде, потом был переведен в гестапо. Удачно отступил в американскую зону, но был ими подло интернирован и передан в руки соотечественников. Однако меня, как ни странно, не шлепнули сразу и не отправили на Колыму, а в итоге взяли на работу. Почему? Не знаю… – он хитро усмехнулся и подмигнул. – Стали меня бить в НКВД, а я начал, дурак, над ними смеяться – говорю, далековато вам, ребятки, до наших традиционных народных способов, в гестапо и то лучше работать умели. Услышал меня ненароком один капитан с железной ногой, может, знаете? Побеседовал со мной по душам… С тех пор я и служу верой и правдой матушке-России, выполняя спецзадания. И, между прочим, зовут меня Рахим Иляуллах-иль-Мансур Бурхатутдин Шапсуев. Мой бедный отец имел огромное пристрастие к исламу. Так что можете звать меня просто по фамилии.

Он снова начал наполнять шприц, взгляд его сиял странной гордостью. Он казался хирургом, спасающим жизнь ребенка. Он вколол Крюкову еще один укол, от которого многострадальный компьютерщик вдруг принялся биться головой об стол, потом склонил ее набок, изо рта его потекла тягучая струйка слюны. Лицо Шапсуева вдруг выразило внезапную печаль и Барский увидел, что он искренне наслаждается своей работой.

– Ах, до чего же мне не хотелось бы торопиться… Сказать по правде, гораздо интереснее действуют растительные препараты, вытяжки из змеиных ядов, некоторые экзотические цветочные соки… Но, нет, видно придется положиться на синтетические препараты, а я этого не люблю, оч-чень не люблю. Это всегда нечто вроде рулетки.

– Рулетки? Но я думал…

– О, да, вы думали, что все способы проверены и опробованы, и на сто процентов надежны, так ведь? И вы совершенно правы, старина, но лишь когда пациент хорошенько обследован предварительно, когда он тщательно изучен физически и ментально. Химия просто снижает силу сопротивления, и тогда мы убеждаем подопечного в том, что он сам хочет заговорить. Передо мной же стоит задача обработать совершенного незнакомца и к тому же экспромтом. – Шапсуев покачал головой, словно сожалея о невежестве непосвященных.