Джамбул Джабаев: Приключения казахского акына в советской стране - [81]
В целом непременное присутствие Ленина в иконографии сталинского культа, гарантировавшее легитимность Сталина как вождя Советского Союза, объясняется вышеописанным развитием политической теологии в советской культуре. Сталин являлся единственным учеником Ленина, и только он один был в состоянии довести революцию до конца, построить социализм и открыть путь к коммунизму: именно так формулировалось пропагандистское послание в литературе, кино и живописи. В основе этого послания лежит формула «Сталин — это Ленин сегодня», ставшая «излюбленным тезисом литературы 30–50-х годов»[434]. За редким исключением, все панегирические произведения Джамбула репрезентируют Ленина и Сталина вместе, варьируя эту формулу: «В Сталине Ленин бессмертный живет»[435]; «В Сталине ленинский гений горит»[436]; «В [Сталине] солнечный ленинский гений живет»[437]; «Сталин <…> сердце мудрого Ленина бьется в тебе»[438]; «Ленин, ты жив, / Ты в полном расцвете сил. / Мы в Сталине видим твои черты: / Цели немеренной высоты, / Мысли невиданной широты, / Речи неслыханной простоты… / В Сталине ожил ты!»[439]
Сосуществование двух вождей революции в одной медиальной репрезентации явилось толчком для разработки определенных стратегий, способных помочь в преодолении иерархии между первичным Лениным и вторичным Сталиным. При этом превосходство[440] и узурпация играли главную роль. Неразрывную связь этих двух приемов демонстрирует плакат, вышедший в 1951 году (илл. 1).
Илл. 1. Гороворков В. Во имя коммунизма (1951).
На картине под названием «Во имя коммунизма» Ленин и Сталин изображены симметрично относительно друг друга. Сталин, продолжая дело Ленина, повторяет его жест при создании плана электрификации страны. Оба советских вождя в одинаковой позе, с похожими красными карандашами в руках отмечают места на карте. На первый, беглый взгляд они похожи, почти идентичны, но целый ряд деталей доказывает обратное, а именно то, что эпигон Сталин оказывается узурпирующим «двойником», пытающимся загасить свою вторичность, перевернуть ее по отношению к Ленину. В то время как Ленин показывает на карте место строительства запланированной будущей ГЭС (при этом проект той самой ГЭС висит у него за спиной), держа в руках план электрификации от 1920 года, Сталин пытается превзойти эту исходную ситуацию сразу по нескольким уровням. Вокруг него на картине, в правой ее части, на переднем и заднем планах — карты, показывающие уже реализованную электрификацию страны, задокументированную в книге с красной обложкой, лежащей тут же на столе. Сталин не указывает на план ГЭС, а проводит карандашом по территории Средней Азии, а именно Туркменистана: орошение пустыни — следующая после электрификации фаза в строительстве социализма. Гигантские дамбы, построенные при Сталине, выполняли двойную функцию: они не только вырабатывали электричество, но и помогали повысить плодородие земель. В то время как Ленин держит в руках план по электрификации, в руках у Сталина газета с заголовком, сообщающим о социалистическом мире после победы во Второй мировой войне. Но и это еще не все. Завершитель дела Ленина не только превзошел своего учителя в реализации проекта — он узурпирует авторство над проектом в целом. На карте рядом с рукой Ленина лежит письмо, подписанное Сталиным. Этим подчеркивается, что Сталин принимал активное участие в разработке плана электрификации или, более того, что сама эта идея исходила от него. Не случайно письмо Сталина изображено в левом углу картины, меняя тем самым хронологию изображения. Хронологически вторичный Сталин оказывается первичным в истории электрификации Советского Союза. Так, собственно, обстоит дело и в литературной традиции: двойник узурпирует идентитет оригинала. В нашем случае «настоящий» Ленин — не кто иной, как сам Сталин.
В инсценировке своей исторической роли образ Сталина колеблется между статусом эпигональности и первичности. Его вторичность состоит еще и в том, что он находится в конце коммунистического эмблематического ряда, начавшегося с Маркса и Энгельса. Фигура Ленина сыграла в этом ряду переломную революционную роль. С другой стороны, Сталин позиционировал себя вершителем революции, первым строителем социализма и в конце концов тем, кто повел бы страну к коммунизму. Сталин охотно представлял себя Петром Великим, реформатором, основателем городов. Сталин вторичен тогда, когда он представляется учеником Ленина, верно продолжающим дело Ильича. Одновременно Сталин завершил исторический процесс, в котором сам Ленин был только этапом. В этом смысле образ Сталина не вторичен, так как прошлое понимается только как подготовка к «самой счастливой» эпохе в истории человечества.
В этой связи письму, а точнее сказать, оппозиции письма к устности отводится центральное место. Переломным в сталинской инсценировке истории Советского Союза явилась конституция 1936 года. Эта конституция, которую Сталин как <новый Моисей> дарит народу, должна была консолидировать строительство социализма и способствовать его завершению. Инсценировка этого события также содержит ситуацию превосходства Сталина над фигурой Ленина. Введением в действие конституции завершает Сталин революционный период в истории Советского Союза, связанный с именем Ленина, и одновременно преодолевает его. На одном из плакатов, посвященных конституции (илл. 2), на обложке книги с текстом основного закона, которую советский народ несет на руках, виден лишь один профиль Сталина. Ленин едва различим на заднем плане. Он парит на недосягаемой высоте в форме монструозной статуи на верхушке Дворца Советов. Если бы это здание было построено, то в плохую погоду фигуру Ленина вообще нельзя было бы рассмотреть.
