Джамбул Джабаев: Приключения казахского акына в советской стране - [83]
Стоит также заметить, что символическое «опустошение» фигуры Ленина продолжается в последующих фильмах, где в конечном счете даже риторическая компетенция узурпирована Сталиным. В фильме «Оборона Царицына» (часть первая) братьев Васильевых борьба за Царицын представлена как наиважнейшее событие в Гражданской войне. В этом фильме повторяется сцена из фильма «Ленин в 1918 году», в которой Сталин обсуждает необходимость защищать Царицын[448], с одним только отличием — речь Сталина длиннее и риторически более удачна. Некоторое время спустя Сталин телеграфирует Ленину о положении дел: на его длинный и, так сказать, готовый к печати монолог Ленин коротко отвечает, передавая Сталину все полномочия и не появляясь при этом на экране. Его легитимационная роль редуцируется до минимума.
Если рассмотреть ситуацию диахронически, то можно утверждать, что непрерывная конфронтация образа Ленина в культе Сталина несколько ослабевает после Второй мировой войны[449]. Победа над фашистской Германией и установление социализма в странах Восточной Европы придали образу Сталина некоторую автономию, сделавшую его в новообразованных социалистических странах генератором репрезентативных мотивов. Здесь Сталин является легитимирующей фигурой для новых вождей, создававшихся по эмблематичному примеру Ленин/Сталин. Но все-таки необходимость почти ритуальной легитимации власти Сталина как преемника Ленина остается актуальной и после войны. Так, в фильме «Клятва» Михаила Чиаурели (1946) Сталин едва ли не буквально предстает реинкарнированным Лениным. Мысль о том, что Ленин продолжает жить в Сталине, связана, с одной стороны, с традиционным представлением о переносе королевского достоинства, исключающим иерархическое сравнение предшественник/преемник, первообраз/отражение (Urbild/Abbild) первичный/вторичный, так как функциональная схожесть является здесь главным элементом. Но вместе с тем, не воплощая никакой абстракции, Сталин «содержит в себе» Ленина, который тем самым в очередной раз утверждается в качестве «живого».
Илл. 3 и 4. Кадры из фильма «Клятва» Михаила Чиаурели (1946).
В начале фильма Ленин является уже после смерти только Сталину, который после этого признается или, точнее сказать, коронуется народом как новый Ленин. Появление «духа» Ленина (илл. 3) и передача адресованного Ленину письма Сталину (илл. 4) говорят о стратегии перехода власти через реинкарнацию.
Но такая стратегия была в принципе несоотносима с тем фактом, что Ленин продолжает жить не только как дух в теле Сталина, но и как «мнимоумерший». Поэтому в репрезентации Ленин/ Сталин упорно используется противопоставление статуи Ленина или его портрета живому Сталину. В начале фильма «Клятва» Ленин показан в документальных съемках, похожий по своей фотографической природе на первообраз, на нерукотворную икону, в то время как роль Сталина играет его двойник, грузинский актер Геловани. Аутентичность, предполагаемая документальными съемками, переносится в сцене коллективной клятвы на Красной площади на фикцию, воспринимаемую как правдивое, историческое событие. Статическое отражение Ленина vs. динамическое представление Сталина подчеркивает состоявшуюся передачу власти после клятвы (илл. 5).
Илл. 5. Кадр из фильма «Клятва» Михаила Чиаурели (1946).
Догматизируемый с 1930-х годов образ «живого» Ленина в 1940-е годы заметно осложняется при этом новым мотивом — мотивом смерти вождя. Не случайно, что начало исторических событий в фильме «Клятва» приурочивается к смерти Ленина. Репрезентация Ленина в стихах Джамбула постепенно также подвергается изменению. Появляющиеся в послевоенной печати новые и «улучшенные» варианты старых текстов умершего в 1945 году акына оказываются при этом замечательно созвучными той же топике умирания. Так, например, показательны изменения в новой версии уже упоминавшегося стихотворения 1938 года «В мавзолее Ленина», повторный перевод которого вышел в 1949 году. Несмотря на то что стихотворение в обеих публикациях датировано 1936 годом, очевидно, что речь идет о двух разных идеологических контекстах: от эмфатического акцентирования бессмертия Ленина, заявленного в варианте 1938 года, в переводе 1949 года не осталось и следа:
Во втором варианте язык становится все более метафорическим, теряет свою прямоту и определенность, с которой в первом варианте подчеркивалась «живучесть» Ленина. «Как живой» лежит Ленин в мавзолее, и Джамбул разговаривает с ним не просто как с живым человеком, а как с отцом, что по причине преклонного возраста самого акына отодвигает фигуру Ленина в далекое прошлое. В версии 1949 года Ленин характеризуется совершенной пассивностью. Он не является больше субъектом активных действий («Ты каждый день живешь, говоришь / С родным своим народом!»), а лишь объектом панегирического воспевания:
