Джамбул Джабаев: Приключения казахского акына в советской стране - [79]
Легитимность власти сталинской эпохи опирается на наличие забальзамированного тела Ленина, на его символическое измерение. Известно, что культ Сталина сформировался и развивался в симбиозе с культом Ленина[410]. Это означает, как я постараюсь показать ниже, что личности Сталина свойственна вторичность, для преодоления которой были разработаны определенные стратегии. Непрерывное осциллирование между необходимостью ссылаться на Ленина и трансформацией его образа определяет репрезентацию Сталина начиная с конца 1930-х годов и до его смерти. В последующем предпринимается попытка, во-первых, осветить проблему вторичности культа Сталина в рамках политической теологии, ориентируясь на теорию Эрнста Канторовича; во-вторых, представить стратегии, использованные для преодоления этой вторичности. В этом контексте псевдофольклор Джамбула Джабаева — однако, только часть интермедиального инсценирования сталинского культа личности, для которого центральными являются прежде всего визуальные медиа — живопись, плакатное искусство и кино. Взаимодействию стихов Джамбула с этими медиальными средствами при формировании многообразия политической теологии сталинской эпохи уделяется поэтому особое внимание.
Центральной составляющей культа Ленина служил оксюморонный статус вождя революции в роли «живого мертвеца», в формировании которого участвовал и сам Сталин. Решение забальзамировать тело Ленина и хранить его в мавзолее символизирует преодоление смерти, остановку времени, а также парадоксальную трансформацию скорби по умершему в бесконечное празднование «вечно живого» Ильича[411]. Знаменитый афоризм Маяковского дает, пожалуй, самое точное определение — после своей смерти Ленин стал «живее всех живых»[412]. О степени возможного буквализма в понимании этого афоризма можно судить уже по известным попыткам злоумышленников «убить» труп Ленина[413]. В 1936 году Сталин произносит здравицу за мертвого Ленина[414].
По справедливому наблюдению Михаила Ямпольского, сохранение ленинского тела представляет собой определенное отклонение от традиционных ритуалов погребения королей[415], в которых исчезновение, то есть «устранение» тела монарха, и есть условие, необходимое для перехода в символическое пространство[416]. Символизация правления традиционно означает отделение политического тела короля от его физического тела и поддерживает непрерывность перехода власти. Эрнст Канторович выдвинул известный тезис о том, что в Средневековье и на заре Нового времени у короля было два тела, представлявших собой «неделимое единство»[417]. «Физическое» тело соответствовало смертному телу любого человека. В «политическом» же, то есть в корпоративном, коллективном теле, голова символизировала самого короля, а остальные части тела — королевских подданных. Бессмертность «политического» тела превосходила смертность «физического». Смерть короля означала разделение этого единства и перенос, своего рода «переселение» политического тела в другое — физическое. Общеизвестная фраза «Король умер — да здравствует король!», произносимая на похоронах французских королей, провозглашала бессмертие королевской чести, которой не касалась смертность физических тел. Мотив «раздваивающегося» тела короля в похоронных ритуалах, восходящий к римской античности[418], символизирует двойственную природу монарха. В то время как церковный обряд оплакивания умершего распространялся на тело «в гробу», государственный ритуал символизировал собой празднование «бессмертия королевской сущности вне гроба»[419]. Указанная концепция оставалась актуальной в Средневековье и в начале Нового времени, но не потеряла своей актуальности и в XX веке[420]. С оглядкой на теорию Канторовича можно утверждать, что в случае с Лениным отделение его физического от его политического тела не произошло. Напротив, забальзамированное тело вождя благодаря своему бессмертию гарантировало продолжение ленинизма и Советского Союза, то есть в определенном смысле — бессмертие политического тела.
Необходимо задаться вопросом, действительно ли здесь можно говорить об отклонении от политической теологии, традиционно рассматриваемой как антропологическая константа[421]. По мнению С. Жижека, опровергающего отчасти концепцию Канторовича, ленинский мавзолей представляет собой пример иной двойственной телесности короля: речь идет «не просто о разделении между личностью короля и его символической функцией. Гораздо более важным является тот факт, что эта символическая функция удваивает королевское тело, различая между видимым, физическим, тленным телом и другим — сублимным телом»[422]. Настойчивость, с которой мертвое тело Ленина неизменно сохранялось и сохраняется, можно объяснить — по Жижеку — следующим образом: «Тело вождя — это не только обычное, тленное тело. Оно двойственно само по себе и представляет собой оболочку сублимной вещи»
