Джалита - [37]

Настенька много раз слышала, как пел Володя, но чтобы так, вызывая мурашки в теле, она слышала его впервые. В ней всё замерло и кажется замер весь зал, сидящее впереди жюри, утонувшие в серой мгле стены, длинные шторы на высоких окнах и упёршиеся в тройку певцов узкими лучами прожектора.

Акустика работала только на них. На мгновения всё вокруг умерло, оставив лишь трёх артистов да гитару, которые не работали, не выступали, не представляли что-то, а жили одной только песней да губами любимой в ночи.

Едва смолкли голоса на последнем куплете, как полился негромкий мелодичный свист, который будто тоже пел фразу: «Тёмная ночь…» и тут же ему отозвались струны гитары, повторяя за свистом: «Тёмная ночь…» и три голоса сразу: «а-а-а-а» и снова свист, и последний раз, затихая совсем, грустно всхлипнула гитара: «Тёмная ночь…»

И только после этого, да и то, спустя ещё три секунды, стоявшие на сцене, как по команде, медленно поклонились залу, а он только после этого, словно внезапно очнувшись, взорвался аплодисментами.

Володя смущённо улыбался, пытаясь в тёмном зале разглядеть Настеньку, но это было невозможно из-за прожекторов. Обе Тани широко и счастливо улыбались, а зал не стихал, аплодируя, и тогда Володя опять заиграл, неся неожиданно в зал звуки популярнейшей французской песни Джо Дасена, которую он исполнял на французском языке. А девочки опять соревновались с гитарой в певучести. И снова зал держал певцов тисками аплодисментов, не выпуская со сцены, но они всё же ушли, сокрушённо качая головами: петь больше двух песен не полагалось.

Настенька посидела ещё минут десять, прослушав одну песню в стиле тяжёлого рока, которую исполнял ансамбль школы номер двенадцать. Гремели однообразными аккордами электрогитары, завывала ионика, бумкал ударник, по сцене вместе с певцами, не задерживаясь и минуты на одном месте, неистово носились разноцветные прожектора. Слова песни разобрать было трудно, и, как только она кончилась, Настенька поднялась и, протискиваясь через колени школьниц, безумно хлопавших в ладони и визжавших от радости, очевидно, своему ансамблю, проталкиваясь через стоявших в проходе опоздавших, которым не хватило места, выбралась, наконец, в фойе.

Здесь её ждали. Девочки, одетые в нарядные, но строгие костюмы, состоящие из тёмных юбок и белых блузок, несколько церемонно подавали руки, певуче произнося:

— Таня.

— Тоже Таня.

— А о вас нам Володя уже рассказал.

Евгений Николаевич встретил Настеньку более восторженно:

— О, вы и правда фантастика, как сказал Володя.

Настенька, одетая в брючный костюм стального цвета, ярко выделявшим все изгибы её тела, с выпущенными на плечи волосами, в таких же стальных туфельках на высоких каблуках, в глубине души запаниковала, понимая, что оделась слишком ярко по сравнению с другими. Идя на смотр, она думала о Володе, но не о том, что с ним будут другие девушки и кто-то ещё. Её столичный лоск показался совсем неуместным, и она поспешила надеть шубку, которая, к несчастью, тоже никак не гармонировала с ялтинскими демисезонными плащами и лёгкими пальтишками.

В этот момент из боковой двери, а не из зала, появилась Татьяна Николаевна. Она бросилась к одевающимся девочкам:

— Молодцы, молодцы, ребята. Спасибо вам. А вы куда же убегаете? Женя, я задержу их на минутку. Хочу сфотографировать героев. Завтра в номер. — И, повернувшись, к сопровождавшему её молодому парню с двумя фотоаппаратами на груди, попросила:

— Валера, сделай мне эту троицу. Можно прямо здесь, пока они не сбежали. Женя, а ты запиши, пожалуйста, мне как кого правильно зовут и фамилии, как они сейчас стоят, слева направо.

Выйдя на набережную, все облегчённо вздохнули. Евгений Николаевич, оставаясь руководителем, предложил пройтись по набережной и, посмотрев на своих артистов с загадочным выражением на лице, улыбаясь, медленно расставляя слова, добавил:

— А потом, учитывая ваши заслуги перед нашим любимым головным институтом виноделия и виноградарства «Магарач», а также перед всем советским обществом, которое вас полюбило за песни и прочие хорошие дела, учитывая и тот факт, что наша дирекция, по ходатайству месткома в моём лице, выделила артистам за многочасовые успешные труды некоторую премию, короче говоря, приглашаю всех в ресторан расслабиться от сегодняшних переживаний, если, конечно, нет возражений.

Предложение было неожиданным, но приятным. Выяснилось, что у всех были намечены дела, но которые можно отложить по такому редкому случаю, когда можно посидеть этакой необычной чудной компанией.

Евгений Николаевич, получив всеобщее согласие на предложенную программу и узнав у Настеньки, что она в Ялте впервые, пришёл в бурный восторг от последнего, заявив громко:

— Вам удивительно повезло сегодня. Я, если хотите, могу рассказать вам о Ялте. Вряд ли кто-то это сделает лучше, ибо я прожил здесь всю свою сознательную жизнь. — И, как бы между прочим, спросил, — Ничего, если я вас возьму под руку? Наш ансамбль пусть идёт сзади, чтоб нам не перегораживать всю улицу стройным рядом. Я понимаю, что Володя меня потом побьёт, но это будет потом.

Всем было смешно и весело. Никто не возражал и Евгений Николаевич включился в роль гида.