Дюк де Ришелье - [53]

Министр коммерции Н. П. Румянцев одобрял его действия: «Поскольку звезда Бонапарта остановилась, перестав быть грозной и разрушительной кометой, какой была раньше, я прихожу к выводу, господин герцог, что эта война станет… обыкновенной, то есть, при равных шансах, в сто раз более разорительной и трудной для французов, нежели для нас; льщу себя надеждой, что они в конце концов разочаруются в новом Карле Великом, коему положительно не хватает мудрости, отличавшей его предшественника». А по окончании войны, надеялся министр, французские и испанские купцы «устремятся в Ваши объятья».

Между тем Петербург планировал высадку двадцати батальонов десанта под стенами Константинополя. Приготовления к морскому походу были возложены на командира Черноморского флота маркиза де Траверсе, а к сухопутному — на Ришельё. Однако оба нашли это предприятие несбыточным и опасным и не осмелились, как позже писал Ланжерон, «отваживать на удачу честь и славу России». Подчиненные герцогу войска ограничились операциями на кавказской границе и участвовали во взятии Анапы 29 апреля 1807 года. (Также, как Измаил, эта крепость была захвачена в 1791 году, но возвращена по условиям Ясского мира.)

«Это очень удачная идея и легкая в осуществлении, — одобрительно писал Кочубей 21 апреля в преддверии военной операции. — Вам также следовало бы вдвоем совершить несколько экспедиций к берегам Анатолии. Мне кажется, что будет весьма легко нанести большой урон даже малыми средствами». В самом деле, флотилия из четырех линейных кораблей под командованием адмирала Семена Пустошкина и маркиза де Траверсе в упор расстреляла крепость; защитники Анапы покинули ее без боя. В это время Ришельё, форсировавший реку Кубань, галопом ворвался в город во главе полутора тысяч казаков. Анапа горела, к небу поднимались столбы густого дыма, однако запах у него был довольно приятный, поскольку заборы делали из кедрового и розового дерева. Рошешуар взял себе кусок такой древесины и позже велел сделать из него дорожный сундучок, который будет потерян в 1812 году при переправе через Березину…

Но развить успех не удалось. 9 мая граф Гудович с отрядом в 4500 пехотинцев «несвоевременно и неудачно» штурмовал турецкую крепость Ахалкалаки (на юге современной Грузии). Во время штурма погиб Эрнест д’Омон… Герцогиня де Ришельё воздвигла в часовне при замке Куртей алтарь в память о любимом племяннике.

Тем временем его дядя следил в подзорную трубу за атакой черкесской кавалерии, попытавшейся отбить Анапу. (Позже крепость будет срыта.) Рядом с ним стоял старый черкес Пек-мурза и подробно комментировал происходящее, делая замечания о вооружении, красоте коней, благородстве рода того или иного воина и перемежая эти сведения рассказами о их подвигах в любви и войнах против России и Персии. На сторону Ришельё перешел также крымско-татарский князь Аслам Герай, прославившийся романтической историей похищения невесты. Он влюбился в одну из дочерей Мурадин-бея, главы одного из могущественных горских родов, однако не мог заплатить назначенный калым: 30 отборных лошадей и столько же мешков соли. Тогда он вместе с возлюбленной переплыл Кубань и перешел на службу России. Похищение прекрасной Миры изобразил шотландский художник Уильям Аллан, учивший рисованию детей графини Потоцкой. Пейзаж был воспроизведен с большой точностью, портретное сходство поражало. Картина имела большой успех, великий князь Михаил Павлович купил ее и велел сделать с нее гравюру. Копии этой гравюры можно было потом увидеть в палатках казаков, уважавших Аслама Герая (сам он погиб на Кавказе в 1811 году в чине полковника русской армии).

По весне черкесы переплывали через Кубань и грабили казачьи села, унося и уводя всё, что удастся захватить, — имущество, скот, женщин и детей, которых потом продавали в рабство в Кабарде или возвращали за выкуп. Замириться с ними не было никакой возможности, хотя некоторые князьки соглашались служить русским. Различие культур было непреодолимым, что часто приводило к трагедиям, но порой заканчивалось курьезами. Так, Луи де Рошешуар однажды спас дочь эмира Ахмета во время разграбления ее аула другими черкесами, но девушка была так хороша, что француз долго не хотел возвращать ее отцу. Когда, наконец, он согласился, черкешенка была уже беременна; отца предупредили об этой «неприятности», списав ее на войну и неосведомленность о высоком происхождении пленницы. Однако эмир вовсе не расстроился, а, наоборот, стал подсчитывать, сколько кобылиц и мешков соли сможет теперь выручить в качестве калыма за дочь с ребенком, в жилах которого будет течь смешанная кровь.

Пока Леон де Рошешуар забавлялся подобными историями, его дядя мыслил более широко, критикуя в письмах Кочубею политику России в отношении Турции. «Я полагаю, Вы совершенно правы, опасаясь последствий нашей глупости, — отвечал тот 9 июня. — Мы повели себя так, словно турки умоляли нас так поступать, дабы доставить им удовольствие». Победы французов, в том числе разгром 2 июня русской армии при Фридланде, только усугубили ситуацию; велись переговоры о мире. «Я искренне желаю, чтобы Ваша экспедиция в Трапезунд удалась, у меня хорошее предчувствие, но старайтесь не терять времени и вызволить как можно больше христиан из Анатолии, поскольку если с французами дела уладятся, то мир, без сомнения, будет заключен и с Портой, и тогда Вы никого не получите». Деньги на выкуп пленных надлежало получить из Казенной палаты.