Дюбуа - [33]

Неизгладимое впечатление осталось у него от посещения Италии, где он впервые в жизни увидел произведения скульптуры и живописи, пользующиеся мировой известностью, прекрасные архитектурные памятники. За короткое время Дюбуа побывал в Генуе, Турине, Флоренции, Риме, Неаполе, Венеции.

Далее путь Дюбуа лежал в Австрию. «Мы увидели Вену, — вспоминал Дюбуа, — во всем ее блеске, правда не на вершине ее славы, но все еще великолепную. Помню чудесную венскую оперу, зрителей, которые, привстав с мест, разглядывали присутствующих, широкое, пространное фойе, по которому мы с небрежным видом разгуливали вместе с остальными, прекрасную музыку и безукоризненную игру актеров».

Во время посещения Венгрии Дюбуа наглядно убедился в том, что национальный вопрос в этой стране стоит не менее остро, чем расовая проблема в США. Его поразило резко враждебное отношение венгров к австрийцам, находившее свое проявление во всем и даже в нежелании изъясняться с иностранцем на немецком языке.

Путешествуя по Польше, Дюбуа еще раз убедился, что в Европе национальный вопрос стоит с исключительной остротой. Оскорбления национального достоинства поляков в школах, на работе, в общественных местах живо напомнили Дюбуа дискриминацию негров в США. Единственное различие заключалось в том, что польская аристократия находилась в привилегированном положении и не подвергалась личным оскорблениям.

В Германии Дюбуа наблюдал многочисленные проявления антисемитизма, которые, как отмечал Дюбуа, «имеют много общего с нашей расовой проблемой и поэтому представляют для меня большой интерес». Все эти факты заставили его иначе взглянуть на расовую проблему в США. Он увидел собственными глазами то, о чем слышал раньше и читал: национальные, расовые и религиозные противоречия широко распространены и в других странах. В зависимости от конкретных условий, исторических особенностей они по-разному проявлялись в различных странах Европы, острота их не везде была одинаковой, но всевозможных проявлений их было больше чем достаточно.

Дюбуа был поражен огромным развитием национализма в Германии. Привыкший к сдержанной манере проявления чувств в Новой Англии, он был шокирован крикливым патриотизмом немцев, тем рвением, с которым они распевали «Германия, Германия превыше всего, превыше всего на свете». Для Дюбуа была необычной реакция на слова профессора о том, что Бисмарк — главный творец германского единства. Выражая свой восторг по этому поводу, 300 студентов в течение пяти минут оглушительно топали ногами, что являлось проявлением высшей меры одобрения.

Страсть к парадам и дробь военных барабанов бросалась в глаза сразу же по прибытии в Германию. Парадный блеск марширующих солдат и офицеров, красочные мундиры и яркие знамена, бравурные звуки военных маршей, с присущей пруссакам пунктуальностью отработанные движения, доведенные до автоматизма, толпы цивильных, восторженно приветствующие военных, — все это не оставило Дюбуа равнодушным. Дюбуа так описывал свое впечатление от одного из многочисленных парадов:

«— Я увидел молодого императора. Он то и дело вырывался вперед и оставлял позади себя своих белых с золотом драгун на горячих конях, следовавших через величественные Бранденбургские ворота, по Унтер-ден-Линден. Развевались знамена, бил барабан! Я был зачарован этим зрелищем, хотя и знал, что у императора левая рука сухая и что он одержим ненасытной жаждой власти. Если все это произвело такое впечатление на меня, иностранца, то что можно сказать о немецкой молодежи?»

То, что Дюбуа увидел в Германии, — этот массовый психоз национализма, культ армии, преклонение перед личностью, затянутой в военный мундир, — все это помогло ему в будущем понять, почему миллионы немцев и многие миллионы солдат из противоположного, враждебного лагеря с огромным остервенением уничтожали друг друга в годы первой мировой войны. Почему угар псевдопатриотизма затуманил головы многих честных людей, не сумевших разобраться в подлинных причинах войны и тех целях, которые преследовали в ней империалистические державы.

Дюбуа неоднократно бывал в Германии, и всегда он обращал внимание на чудовищно гипертрофированный национализм немцев, который незаметно, но неуклонно стирал грань между патриотизмом и здравым смыслом, который перерастал в махровый расизм, в презрение и ненависть к другим народам, культивировавшиеся, и небезуспешно, немецкими фашистами.

Именно во время этой первой поездки в Европу Дюбуа пришел к выводу, что расовая проблема в США не является каким-то исключительным явлением, что проявлений расизма немало и в других странах, что расовое и национальное угнетение — неизбежный спутник буржуазной демократии. Подобный вывод не получил еще четко выраженного оформления, но основные положения его уже четко наметились. Все более очевидной становилась мысль, которая в дальнейшем получила свое окончательное развитие: негритянская проблема в США — только одно из звеньев расистской политики капитализма в мировом масштабе. Еще не ясны были причины этого явления, его экономическая и политическая суть, не было ясности в вопросе о том, каковы пути и средства решения национального и расового вопроса в США и в странах Европы, не было четкого представления о природе колониальной политики в странах Востока. Но бесспорным было то. что более чем двухгодичное пребывание в Европе, личные впечатления от поездок по европейским странам и далеко не в последнюю очередь знания, приобретенные за время учебы в Берлинском университете, значительно расширили кругозор Дюбуа, позволили ему шире взглянуть на проблему межрасовых и межнациональных отношений.