Дым и Дух - [9]

По коже пробежал мороз. Зарывшись в подушку, она твердила, как заведенная: «Это ветер, просто ветер». Неважно, что они жили глубоко под землей. Неважно, что Хит рассказывал ей про крики.

Она закрыла глаза, пытаясь уснуть, но зов Ирета – она нисколько не сомневалась, что это Ирет взывал к ней, – упрямыми молоточками стучал в ее голове, отгоняя сон. Который час? В спальне вассалов часов не было. Как и свечей и ламп.

«Огонь. Нужна».

Кричал мужчина.

Сэндис приподнялась, прищурилась, вглядываясь во тьму. Кровати в спальне образовывали что-то вроде подковы: они стояли достаточно близко, но не впритык друг к другу. Вассалы, лежавшие на соседних койках, располагались «валетом»: один спал головой к центру, другой – ногами. Кровать Сэндис размещалась у самой двери, от нее полукругом расходились кровати Элис, Кайли, Хита, Риста и Дара.

Сощурившись так, что заслезились глаза, Сэндис скрипнула зубами, перекатилась с постели на пол, встала на четвереньки и поползла. Ее туника развевалась на сквозняке. Вассалы всегда спали в дневной одежде, которая у всех была почти одинаковой – полотняные штаны и, для девушек, мешковатые туники с наглухо закрытым воротником и открытой спиной. Сэндис чувствовала, как ветерок ласкает золотую стигму у нее на позвоночнике.

Кровать Хита оказалась пуста.

Сэндис замерла, беспокойно облизала губы.

Вполне возможно, Хит вместе с Кайзеном. Хотя обычно Сэндис просыпалась, когда Кайзен и этот его мерзкий кореш-коротышка Голт входили в спальню, чтобы призвать одного или нескольких из них.

В голове ее раздались слова обмирающего от страха Хита.

«Я – следующий. Он меня ненавидит. Он хочет вызвать нечто…»

Сэндис, все так же на карачках, метнулась к своей постели и застыла, сидя на пятках и не сводя глаз с двери.

Вассалам запрещалось покидать по ночам спальню даже для того, чтобы сходить в туалет: для этого в углу находилось ведро.

Снова раздался крик – приглушенный и отдаленный, но Сэндис взвилась будто пружина.

«Ты его любимица».

Ну а раз так, то она легко отделается, если вдруг попадется. Тяжелая дверь застонала, возвещая миру о ее своевольстве, и Сэндис, распахнув ее, выскользнула прочь.

Коридоры были пусты. Обычно они всегда бывали пусты, даже днем. Оккультники, когда не требовалось поучить уму-разуму зарвавшихся соперников, держались обособленно и носа не казали из своих нор. Но Сэндис и без них знала, где отыскать Кайзена, с головой ушедшего в очередные эксперименты. Здесь. Рукой подать.

Коридор был низкий и тесный (двум мужчинам не разминуться, не столкнувшись плечами) и чуть-чуть изгибался, как серп. Из-под двух дверей – той, что слева, и той, что в самом конце, – струился ласковый свет.

Сэндис вжалась в стену, шарахаясь от света, льющегося из-под первой двери кабинета Кайзена. За дверью слышался голос Зелны, что-то бубнившей себе под нос. Сэндис помедлила, затем быстро шмыгнула мимо и на цыпочках – благо на ногах мягкие туфли – затрусила к дальней двери, той, где творились обряды.

Голову сдавило железным обручем. «Ирет?» Но, само собой, нумен не мог ей ответить. Еще ни разу конь-огонь не обратился к ней напрямую.

Прикоснувшись к шишковатой ручке, она тихонько потянула на себя дверь и заглянула в приоткрывшуюся махонькую щелочку. Обрядовая комната была самой вместительной в логове Кайзена и больше походила на товарный склад. Сначала она заметила Голта. Словно верный пес, тот бегал туда-сюда, таская своему хозяину все, что бы тот ни попросил. Наверное, потому дверь и осталась незапертой. Если бы Голт, коренастый крепыш лет под сорок, не курил до посинения мозгодурь, Сэндис сочла бы его привлекательным. С другой стороны, как может быть привлекателен грубый и дрянной человечишко с душою черной, как непроглядная ночь?

– Готов, – тихо и спокойно сказал Кайзен, но для Сэндис его слова прозвучали, словно грозовые раскаты.

Задрожав всем телом, она отняла руку от дверной ручки, чтобы в любое мгновение дать деру. Или придумать отговорку. Она была вышколенным и послушным вассалом, ее отговорке вполне могли бы поверить. Могли бы. Например, если бы она прикинулась, что услышала во сне призывающего ее Кайзена…

Ухо Сэндис уловило цоканье копыт, и она снова прильнула к щелке. Голта нигде не было видно, и вдруг он появился, ведя на поводу крепкую сильную лошадь. Кобыла, догадалась Сэндис, хотя мало что смыслила в лошадях. А вот ее мама души в этих созданиях не чаяла. Голт и кобыла прошли мимо и исчезли с глаз Сэндис.

Сэндис закусила губу. Неужели они убьют несчастное животное? Когда Дух входил в тело непосвященного вассала, без жертвоприношения не обходилось. Но раньше Кайзен довольствовался мелкими зверушками. Никогда прежде он не умерщвлял лошадь. Сэндис хотела уже заткнуть уши, но подумала, что может прослушать, когда кто-нибудь подойдет к двери, и тогда… тогда ей не улизнуть.

Лошадь лишь тихонько всхрапнула, когда ей перерезали горло, и Сэндис вознесла хвалу Целестиалу. Бедное животное рухнуло на пол. Пол загудел.

Дрогнуло пламя свечи. Сэндис осмелела, носком туфли пошире приоткрыла дверь. И чуть не захлебнулась криком.

На коленях, в расплывшейся луже багряной крови возле павшей кобылы стоял Хит. То ли его опоили, то ли он махнул на все рукой, но выглядел он ужасно. На нем лица не было. Кайзен начертал носконские письма на его руках и ногах. Сэндис не могла их разобрать, но тотчас смекнула, что это не обычные письмена заурядного обряда.