Дыхание жизни - [6]
Наступает тишина. Неожиданно возникает напряженность.
Мадлен. Да, вы все верно говорите.
Фрэнсис смотрит не нее.
Фрэнсис. А почему пиво китайское?
Мадлен. Не знаю. Тот парень в магазине сказал: «Возьмите китайское, оно недорогое».
Фрэнсис. Он что, ваш друг?
Мадлен. У него татуировки на всех пальцах, по одной букве на каждом. Вот так: К-Б-П-Г. Его спрашиваешь о чем-нибудь, а он смотрит на руку. Я его однажды спросила, что эти буквы означают. (Мадлен поднимает руку, имитируя). А он сказал: «Как Бы Поступил Господь»?
Обе смеются.
Фрэнсис. Очень хорошо…
Мадлен. Знаете, иногда бывают такие моменты… понимаете, о чем я?
Фрэнсис. Какие моменты, Мадлен?
Мадлен. Бывают такие моменты, когда, прежде чем отдашь себе отчет… просто такие мгновения, когда идешь по улице… Хотя в тот раз, помнится, я была довольно далеко отсюда, это было, наверное, в сотне ярдов дальше по улице…
Фрэнсис. И что же?
Мадлен. Так вот, я иду по улице и думаю: «Мартину это понравится».
Фрэнсис. Да, понимаю.
Мадлен. Надо будет рассказать об этом Мартину.
Фрэнсис. Гм.
Фрэнсис замыкается в себе и задумывается. Мадлен встает и переходит на скамью, тянущуюся вдоль окон. Свет с улицы падает на ее лицо.
А откуда этот свет? Там что, зал игральных автоматов? Бинго?
Мадлен. Да. Только их тут по-другому называют. (Мадлен опять проходит через комнату и подходит к другому стулу. Она собирается с духом, чтобы что-то сказать.) Я впервые встретила Мартина в баре, вы об этом знали?
Фрэнсис. Нет, он никогда не говорил.
Мадлен. Да, в баре.
Фрэнсис. А где?
Мадлен. В Бирмингеме. В американском Бирмингеме, не в нашем. (Мадлен улыбается своим воспоминаниям.) У нас тогда вышла ссора, какой-то дурацкий спор…
Фрэнсис. Что, между вами?
Мадлен. Да.
Фрэнсис. Из-за чего?
Мадлен. Ну, у меня тогда уже был кое-какой опыт, я ведь немного старше, на несколько лет. «А-а, — сказал он мне. — Ты старше меня. И ты всегда будешь старше».
Фрэнсис. Он так сказал? Мартин?
Мадлен. Да, представьте себе.
Фрэнсис. Сказал при вашей первой встрече?
Мадлен. Этими самыми словами. «И ты всегда будешь старше». Очень романтично! И это в баре, в Алабаме.
Мадлен углубляется в воспоминания. Фрэнсис протягивает руку и берет свое пиво, глядя на Мадлен.
Как бы там ни было, мы оба туда попали из-за демонстрации в защиту прав человека.
Фрэнсис. Вот как. Так это тогда было.
Мадлен. Я тогда сбежала из Англии.
Фрэнсис. Да что вы?
Мадлен. Да. Сбежала. В один прекрасный день взяла и уехала. Почему бы и нет? А за несколько лет до этого даже убегала из дома.
Фрэнсис. А ваши родители еще живы?
Мадлен. Живы? Вряд ли. Думаю, это маловероятно. Как вы считаете?
Фрэнсис. А вы не жалеете об этом? О том, что ничего не знаете о родителях.
Обе хмурятся, не находя понимания друг у друга.
Мадлен. Да, все так и было. Я сбежала из страны, где родилась, села в автобус «Грейхаунд» и проехала через всю Америку. Но самое смешное — это что он оказался в том задрипанном баре в Алабаме. Единственный белый, к тому же англичанин!
Фрэнсис. И на вас подействовало его обаяние?
Мадлен. Тут же.
Фрэнсис. Уже тогда.
Мадлен. Да, мгновенное обаяние, такой врожденный шарм, и еще в нем было что-то немного сонное, уже в те годы, такое чуть сонное выражение…
Фрэнсис. Да-да…
Мадлен. И с ним было очень легко, он был такой простой — по крайней мере, внешне…
Фрэнсис. Да, очень простой поначалу.
Мадлен. Вот именно. Как будто в жизни не может быть никаких сложностей, и вообще, из-за чего весь сыр-бор?
Фрэнсис. Точно.
Мадлен. «А в чем проблема?»
Фрэнсис. Господи! «А в чем проблема?» Он все время так говорил.
Мадлен. Да.
Фрэнсис. И тут действительно начинает казаться, что никакой проблемы нет.
Мадлен. Да.
Фрэнсис. И сразу поддаешься и веришь ему на слово.
Мадлен. Он тогда сказал: «Пространство!» Я хорошо запомнила это слово. Просто я никогда прежде не слышала, чтобы кто-то так говорил. Уж точно не в 1963 году и менее всего кто-то, интересовавшийся гражданскими правами. По-моему, пространство — это то, что обычно исследуют; в него нельзя завернуться, как в простыню. Я тогда спросила: «Что ты делаешь здесь, в Америке?», и Мартин сказал: «О, мне необходимо пространство».
Обе улыбаются.
Да, так и было. Нужно немало воображения, чтобы представить себе его, совсем молодого, в том баре…
Фрэнсис. Я могу себе представить. Он стоит у меня перед глазами.
Мадлен. Весь взъерошенный, у него в те годы было еще много волос. И знаете, он не говорил со мной о притесняемых неграх …
Фрэнсис. Нет?
Мадлен. Не клеймил историческую несправедливость, не возвещал момент, когда, наконец, можно с этой несправедливостью покончить… Он просто нелегально пил свое пиво — ему еще не было 21 — и закусывал орешками, и даже не пытался притвориться, что переплыл через Атлантику,…
Фрэнсис. Да что вы?
Мадлен. …чтобы бороться с социальной несправедливостью. Вовсе нет. Он сидел там, у стойки, и говорил, что проделал весь этот путь, потому что ему, видите ли, места не хватало. (Мадлен, возмущенная, встает с места). Ну да, конечно, теперь все так говорят…
Фрэнсис. Это верно.
Мадлен. Теперь, спустя сорок лет. Теперь все воспринимают это как должное. Да, да, как должное. Как будто Земля по определению вертится только вокруг них!
В основу сюжета пьесы легла реальная история, одним из героев которой был известный английский писатель Оскар Уайльд. В 1895 году маркиз Куинсберри узнал о связи своего сына с писателем и оставил последнему записку, в которой говорилось, что тот ведет себя, как содомит. Оскорбленный Уайльд подал на маркиза в суд, но в результате сам был привлечен к ответственности за «совершение непристойных действий в отношении лиц мужского пола». Отсидев два года в тюрьме, писатель покинул пределы Англии, а спустя три года умер на чужбине. «Поцелуй Иуды» — временами пронзительно грустная, временами остроумная постановка, в которой проводятся интересные параллели между описанной выше историей и библейской.
Действие разворачивается во второй половине 50-х годов прошлого века, время, когда после долгих лет окаменелости ощущается приближение перемен, которые позднее назовут оттепелью. Главная героиня — художница, некогда учившаяся в Париже у самого Матисса: теперь она считается специалистом по нему, её приглашают в качестве эксперта тогда, когда обычные методы не дают результатов… Пьеса «Залив в Ницце» была впервые сыграна 4 сентября 1986 года в театре Котслоу, Лондон, в постановке Дэвида Хэйра.
Пьеса Дэвида Хэйра «Голубая комната» — парафраз пьесы австрийского драматурга Артура Шницлера «Любовный хоровод» была написана в начале XX века. Первыми эту пьесу увидели в Лондоне в 1998 году в театре «Донмар Уэйрхаус». Несмотря на легкость сюжета и комичность некоторых сцен, она обнажает всем известную сегодня проблему отчужденности. «Голубая комната» — это пьеса об одиноких в большом городе мужчинах и женщинах. О тех, кто в поисках глубоких чувств, пресыщается легкой добычей и теряет вкус к настоящей жизни.
Пьеса о многих из нас, кто путает секс с любовью лихорадкой. Это ироничный взгляд на вечный подростковом возрасте, в котором человек живет сегодня, толкая их созревание где-то к пенсионному возрасту. Комедийный подход к нашей повседневной жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Жить» - это российская драма на тему смерти и жизни. Фильм режиссера Василия Сигарева представлял Россию в 2012 году на кинофестивале в Роттердаме. Сюжет фильма разбит на три истории, где для каждого героя уготована трагическая участь – гибель самых близких людей. В одной из сюжетных линии у ребенка умирает отец, в другой по жестокому стечению обстоятельств гибнет любимый человек героини, а в третей уж и вовсе ужасная ситуация – женщина теряет сразу двух дочерей-двойняшек. Цель режиссера и смысл фильма – показать зрителю силу потери и силу воли героя.
Пьеса «Игра снов» отличается глобальностью, фаустовской космичностью сюжета. Это одно из наиболее совершенных творений Августа Стриндберга, по его словам, «дитя моей величайшей боли».