Дыхание жизни - [13]
Фрэнсис. Что, теперь и вы спустились с небес? Теперь и вам стало интересно?
Мадлен. Так он с ней не спал?
Фрэнсис. Нет. (Фрэнсис выжидает минуту, смакуя слова). Он сказал «Нет».
Мадлен. А потом?
Фрэнсис. Он сказал: «Понимаешь, у нас все по-другому. Конечно, я буду с ней спать. Но только когда перееду в Америку».
Мадлен сидит пораженная.
Мадлен. Да это просто поэма какая-то!
Фрэнсис. Вот именно.
Мадлен. Ну и ну! Просто поэма!
Фрэнсис улыбается, наслаждаясь моментом.
И что же все это значит?
Фрэнсис. А вы как думаете?
Мадлен. Да что с ним такое было? Он что, подался в колонисты-переселенцы? В отцы-основатели Соединенных Штатов? Надеюсь, до миссионерства дело не дошло?
Фрэнсис. Вряд ли.
Мадлен. Вы уверены? А они планировали вообще когда-нибудь заняться сексом?
Фрэнсис. Еще бы!
Мадлен. Она, случайно, не из секты сайентологов? Может, это у них какой-то тайный культ?
Фрэнсис. Да нет, насколько я знаю.
Мадлен пожимает плечами, все еще удивленная.
Мадлен. Возможно, это мое личное понимание колониальной истории, но, по-моему, до Мартина туда уже ездили другие. Так что дело не в том, что вся Америка с нетерпением ждала именно его семени, не так ли?
Фрэнсис делает паузу для большего эффекта.
Фрэнсис. «Если мы останемся с ней вместе навсегда…», как он говорил, «Если, наконец, окажется, что это настоящая любовь…»
Мадлен. Ну, это уже переходит все границы!
Фрэнсис. Да.
Мадлен. Можно подумать, что на него снизошло озарение самопожертвования. Только для Мартина это чуть поздновато…
Фрэнсис. Да, поздновато.
Мадлен. Это что-то новенькое в его жизни. Новая теория. «Не разрушай прекрасного», так, что ли?
Фрэнсис. Возможно.
Мадлен. А что она из себя представляет? Что, так хороша, что там можно что-то разрушить? Редкий цветок?
Фрэнсис разводит руками, давая понять, что, как и Мадлен, она может только строить догадки.
Таинственные обязательства. Необъяснимые рубежи. Какие-то странные правила. Обычно это называют «религией», не так ли? В большинстве известных культур это именно так и называется., И при этом все делается в обратной последовательности. По-моему, обычно так поступают во имя некоего Высшего существа, а не ради реально существующих людей. Людей с нормальными желаниями.
Фрэнсис. Он не упоминал ни о каком Высшем существе.
Мадлен. Ну, он вряд ли стал бы с вами вдаваться в подробности, не так ли?
Молчание.
По-видимому, моя дорогая, мы с вами слишком легко уступили.
Фрэнсис. Похоже на то.
Мадлен. И знаете что? Мы себя задешево продали. Но откуда нам было знать? Кстати, мужчины до сих пор теряют голову, когда им отказывают?
Фрэнсис. Откровенно говоря, он тогда казался очень счастливым.
Мадлен. Правда?
Фрэнсис. Необыкновенно счастливым.
Неожиданно наступает молчание. Фрэнсис выглядывает в окно.
А теперь он шлет короткие письма детям, даже приглашает к себе…
Мадлен. А что дети?
Фрэнсис. Они…
Мадлен. Кстати, я хочу спросить: она хоть старше ваших детей?
Фрэнсис. Не намного. (Смотрит некоторое время на Мадлен). У них там что-то вроде дома из стекла, экологически безупречного. Так, по крайней мере, дети сказали.
Мадлен. Так они ездили?
Фрэнсис. Да, один раз.
Мадлен. Стеклянный дом, вы говорите?
Фрэнсис. Да, в устье реки.
Мадлен. В лесу?
Фрэнсис. Наверное.
Мадлен. И у него, конечно, есть небольшой грузовичок, а в гардеробе полно ненадеванных рубашек?
Фрэнсис. Уверена.
Мадлен. «Какую рубашку мне сегодня надеть, дорогая? Фланелевую в красную клетку или фланелевую в зеленую клетку?»
Фрэнсис улыбается ее словам.
Фрэнсис. Он говорил: «Я хочу начать все сначала. У меня есть на это право, как у каждого человека. Начать все заново».
Мадлен останавливается и кладет на пол пластмассовые нож и вилку, которыми только что ела.
Между нами возникла определенная натянутость, когда я догадалась о вашем существовании.
Мадлен. А потом? Ваши отношения так и не наладились?
Фрэнсис задумалась.
Фрэнсис. Бывали дни, когда я каким-то образом чувствовала, что он был у вас. Вечером я спрашивала, чем он занимался весь день, и он говорил: «Очередной гражданский иск».
Мадлен. Правда?
Фрэнсис. Да, не знаю, почему. Это стало прямо наподобие какого-то кода.
Мадлен. Мое «кодовое название»?
Фрэнсис. Я спрашивала: «Ты теперь берешь меньше уголовных дел?» «Да, — говорил он, — уголовных меньше. Почему-то все время больше гражданских».
Обе улыбаются.
Так мы и сидели по вечерам. Он был дома. А я все чего-то ждала. Потом он вставал и говорил: «Пойду займусь ужином». И тогда, просто чтобы его позлить, я говорила: «Ну, и как она? Какая она была сегодня?»
Мадлен сидит, не двигаясь.
Я спрашивала: «Чем она тебе так нравится? Что в ней есть такого особенного? Почему она тебе нужна? Для чего?»
Мадлен. Что, так прямо и спрашивали?
Фрэнсис. Хотя очень боялась услышать, что он скажет в ответ.
Молчание.
Мадлен. И что он отвечал?
Фрэнсис улыбается тому, что Мадлен не в состоянии выдержать паузы.
Фрэнсис. Он говорил: «Мадлен особенная. Например, у нее свой отдел в Британском Музее. Она руководит отделом…»
Мадлен. Это сущая правда.
Фрэнсис. «У нее отдел исламского искусства. Спроси, у кого хочешь. Она даже со своим шефом не разговаривает».
Мадлен. И это правда. А с чего мне было с ним разговаривать?
Действие разворачивается во второй половине 50-х годов прошлого века, время, когда после долгих лет окаменелости ощущается приближение перемен, которые позднее назовут оттепелью. Главная героиня — художница, некогда учившаяся в Париже у самого Матисса: теперь она считается специалистом по нему, её приглашают в качестве эксперта тогда, когда обычные методы не дают результатов… Пьеса «Залив в Ницце» была впервые сыграна 4 сентября 1986 года в театре Котслоу, Лондон, в постановке Дэвида Хэйра.
Пьеса Дэвида Хэйра «Голубая комната» — парафраз пьесы австрийского драматурга Артура Шницлера «Любовный хоровод» была написана в начале XX века. Первыми эту пьесу увидели в Лондоне в 1998 году в театре «Донмар Уэйрхаус». Несмотря на легкость сюжета и комичность некоторых сцен, она обнажает всем известную сегодня проблему отчужденности. «Голубая комната» — это пьеса об одиноких в большом городе мужчинах и женщинах. О тех, кто в поисках глубоких чувств, пресыщается легкой добычей и теряет вкус к настоящей жизни.
В основу сюжета пьесы легла реальная история, одним из героев которой был известный английский писатель Оскар Уайльд. В 1895 году маркиз Куинсберри узнал о связи своего сына с писателем и оставил последнему записку, в которой говорилось, что тот ведет себя, как содомит. Оскорбленный Уайльд подал на маркиза в суд, но в результате сам был привлечен к ответственности за «совершение непристойных действий в отношении лиц мужского пола». Отсидев два года в тюрьме, писатель покинул пределы Англии, а спустя три года умер на чужбине. «Поцелуй Иуды» — временами пронзительно грустная, временами остроумная постановка, в которой проводятся интересные параллели между описанной выше историей и библейской.
Когда я убеждал себя в том, что мне нечего терять, я и помыслить не мог, что что-то всё-таки осталось. Большое и незримое, что не давало мне перешагнуть черту. Человечность. Это было она. Но сегодня я и её лишился. Лишился подле того, кому она вовсе не была знакома. Должно ли это меня успокоить? Успокоить, когда за стенкой лежат двое моих друзей в "черном тюльпане", ещё утром ходившие по этой земле. Война. Я в полной мере осознал, что у этого слова был солоноватый привкус железа. И бешеная боль потери и безысходности. Понимание собственного бессилия, когда на твоих глазах убивают невинных ребят. И лучшее, что ты можешь сделать — убить в ответ.
Категория: джен, Рейтинг: PG-13, Размер: Мини, Саммари: Пит подумал, что будет, если Тони его найдёт. Что он вообще сделает, когда поймёт, что подопечный попросту сбежал? Будет ли просить полицейских его найти или с облегчением вздохнёт, обрадованный тем, что теперь больше времени может посвятить Рири? В последнее очень не хотелось верить, Питер хотел, чтобы их разговор о его проступке состоялся, хотел всё ещё что-то значить для Старка, даже если совсем немного.
Есть такие места на земле – камни, деревья, источники, храмы, мечети и синагоги – куда люди всегда приходят и делятся с Богом самым сокровенным. Кто еще, в самом деле, услышит тебя и поймет так, как Он?..Поначалу записывал занятные истории, как стихи – для себя. Пока разглядел в них театр.Наконец, возникли актеры. Родились спектакли. Появились зрители. Круг замкнулся…Четыре монопьесы о Любви.
«Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека; это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина? Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?..».
Материал для драмы «Принц Фридрих Гомбургский» Клейст почерпнул из отечественной истории. В центре ее стоят события битвы при Фербеллине (1675), во многом определившие дальнейшую судьбу Германии. Клейст, как обычно, весьма свободно обошелся с этим историческим эпизодом, многое примыслив и совершенно изменив образ главного героя. Истерический Фридрих Гомбургский весьма мало походил на романтически влюбленного юношу, каким изобразил его драматург.Примечания А. Левинтона.Иллюстрации Б. Свешникова.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.