Дьявольское биополе [сборник] - [33]

— Как это понимать?

— Число семь значит семь разных обстоятельств, которые могут с ним произойти. Я-то смеялась, потому что они, эти обстоятельства, яйца выеденного не стоят.

— Все-таки, какие?

— Первое, ему должен присниться страшный сон: якобы на него наваливается многопудовая медуза черного цвета и ему нечем дышать. Или черный осьминог и душит щупальцами.

— Именно медуза или осьминог?

— Обязательно морское, студенистое и черное. Второе обстоятельство: неотвязный человек с соколиным взглядом, который ему встретится дважды или трижды.

— Это все во сне?

— Нет, наяву, где-нибудь на улице или в транспорте. Третье: казенная бумага с орлом.

— Что за бумага?

— Знаете, я и сама не поняла. Четвертое: ночной звонок судьбы.

— Какой, в дверь или телефонный?

— Я не спрашивала. Пятое: вкрадчивый скрип тормозов. Шестое: каменный холодок в сердце. И седьмое обстоятельство: зеленая звезда на бледно-зеленом небе. Вы улыбаетесь, а Валерий боялся их.

— Но почему?

— Потому что я забыла сказать… Боялся он их не по одному, а всех вместе. Поодиночке и сны страшные ему снились, и звонки ночные были, и тормоза скрипели… Валерий говорил, что в тот день, когда совпадут все эти семь обстоятельств, он погибнет.

— Так… Страшный сон, неотвязный человек, казенная бумага, ночной звонок, скрип тормозов, холодок в сердце и зеленая звезда. Все в один день. И правда, испугаешься. Случаем, не потому ли он уехал, что они совпали?

— Нет, уехал из-за другого…

— Хорошо, к этому мы еще перейдем. Нина, а дома вы у Валерия бывали?

— Не раз.

— Расскажите пожалуйста.

— Тоже с подробностями?

— Непременно.

5

— Валерий снимает однокомнатную квартиру за шестьдесят рублей. Ну, пришла я к нему в первый раз… Что рассказывать-то?

— Опишите квартиру.

— Она меня разочаровала. Думала, что увижу там черта в стуле. А в комнате почти нежилая пустота. Тахтушка стоит да один стул. У окна мольберт и краски. На кухне что-то вроде тумбочки с посудой да крохотный холодильник «Морозко». Какой-то приют безработного.

— Вы по этому поводу что-нибудь сказали?

— Удивилась. Валерий объяснил, что все постороннее, всякая мебель и тряпки рассеивают внимание. Я понимаю, телевизор… Но магнитофон-то можно было бы покрутить.

— Что же, и чаем не угостил?

— Чаем… Пир закатил!

— Стола даже нет, говорите…

— Достал из-за тахты ковер два на три ручной работы. Зажег четыре свечи. Потом сделал курицу в духовке особым способом. Вставляют в куриное нутро бутылку из-под «Пепси» — прожаривается до косточек. А знаете, что мы пили?

— Коньяк «Наполеон»?

— Век никому не угадать… Корейскую водку.

— Разве это такая уж невидаль?

— Еще какая! Что, по-вашему, лежит в бутылке?

— Корень женьшень.

— Змея.

— Как змея?

— Натуральная змейка, которая в этой водке растворяется и придает ей особую ядовитую крепость. Ему моряк привез.

— Бананы моряк привез, водку… Друг, что ли?

— Не знаю, но связи там у Валерия есть.

— Вы упомянули про мольберт… А что на нем — начатая работа?

— Закрыт холстиной. Но после-то я узнала, когда увидела пурпур Ольхина…

— Ну, до этого мы еще дойдем. Вы сказали, что наведывались к Валерию не раз… Что-нибудь странное в квартире или в его домашнем поведении замечали?

— Нет.

— Не спешите, пожалуйста. Подумайте.

— Вопросики у вас… Никаких странностей. Если только вот кнопки…

— Какие кнопки?

— Канцелярские. Дважды я видела, как он собирал кнопки в передней. Сказал, что просыпал их целую коробку, а теперь месяц подбирает.

— Скажите, когда он их собирал: как только вы пришли, в середине вечера или перед уходом?

— Когда пришли. Господи, да разве это странности?

— Вас же удивило.

— Не удивило, а сейчас почему-то вспомнилось.

— Нина, у меня плохо складывается его образ… Что он любил, что читал, о чем мечтал…

— Детективы любил.

— Какие?

— Не поверите, но читал их на английском языке. Обложечки яркие, как после ремонта.

— И за что любил?

— За удачливых героев. Говорил, что не ребята, а супера.

— Супермены?

— Ну да.

— Это он про инспекторов полиции?

— Почему… Про всяких мафиози.

— Ах, вот как…

— Валерий мне эти детективы пересказывал, да я ни одного до конца не дослушала.

— Нина, а кем он хотел быть?

— Художником.

— Я имею в виду не специальность, а личность. Каким человеком?

— Планы у него наполеоновские. Хотел быть свободным телом и духом.

— От чего свободным?

— Говорил, от юдоли. Я плохо все это понимала. Про червяков рассказывал.

— Про каких червяков?

— Про лесных, которые за год на гектаре земли выбрасывают до тридцати тонн земли.

— Ну и что?

— Валерий говорил, что он не хочет копошиться в земле вместе с этими червяками.

— А каким же способом хочет он освободиться телом и духом?

— Само собой, стать великим художником.

— Ну да. Выходит, он стремится к славе?

— Нет. Валерий говорил, что, предложи ему выбор — славу: о нем будут писать, говорить, девушки будут узнавать на улице… Или предложи деньги. Он взял бы деньги.

— Практичный юноша.

— Мудрый. Слава-то пройдет, как электричка. А на деньги можно купить и свободу, и покой, и наслаждение…

— Это вы так думаете?

— Он. А теперь и я.

— Что еще можете сказать о нем как о человеке?

— Юморить Валерий любит.

— Пример можете привести?

— Весь день могу приводить… Как-то заметила у него на скуле синячок. Спрашиваю, откуда. От жизни, говорит. Я, конечно, не врубаюсь. Валерий растолковал: жизнь штука бумерангистая.