Дьявольский полдник - [24]

Т е л у ш к и н (горестно). Зачем… Тебя все высматривал, зачем…

А н и с ь я (отшатнувшись). Меня? Почему это… меня?

Т е л у ш к и н (ужаснувшись). Ну… как это… Ведь ты… Разве не… помнишь?

А н и с ь я (встает, медленно пятится). Не помню… Ничего не помню… Грех тебе, Петр Михайлович… Грех тебе!

Т е л у ш к и н (тоже встает). Погоди, куды ж ты… Постой! Анисья!

А н и с ь я (достигая лестницы). Петя… Что-то душно мне… Давит… (Хватается на горло.) Петя! Голубчик! Помоги… (Валится на пол.) Дышать нечем!

Т е л у ш к и н бросается к ней, поднимает голову, пытается привести в чувство. С нар скатывается П а ш к а, бежит к ним.)

Т е л у ш к и н. Анисьюшка! Родная моя! Что ж ты… Не помирай! Очнись! Пашка! Воды!

П а ш к а. Сейчас, Петр Михайлович! Я мигом! (Хватает со стола стакан с водой, несет Петру.)

А н и с ь я (на мгновение придя в себя). Не надо… воды… (Затихает.)

Т е л у ш к и н. Пашка! Что же это? Ить помират она! Сызнова помират!

П а ш к а. На постелю давай положим! За ноги бери!

Т е л у ш к и н и П а ш к а бережно относят Анисью на нары, укладывают.

П а ш к а. Ты, Петр Михайлович, за доктором беги! В тринадцатую! Вот что намедни заехали!

Т е л у ш к и н. Может, на воздух ее? Анисья! Ах ты, Боже мой…

П а ш к а. Нельзя ее боле трогать! Беги, Петр Михайлович! А я тута послежу, если что!

Т е л у ш к и н выбегает. П а ш к а, проводив его до лестницы, торопливо возвращается к А н и с ь е, пытается нащупать пульс — на руке, затем на горле. Потом быстро достает из-под своего матраса портативный прибор, начинает медленно водить над распростертым телом. Постепенно лицо его темнеет. Закончив осмотр, резко выпрямляется, присаживается к столу, с силой трет виски. Напрягшись, закрывает глаза, начинает говорить негромко, но четко.

П а ш к а. Аварийный контакт два. Алекса. Вызывает Крис. Повторяю, контакт два. (Пауза. Крис продолжает, почти умоляюще.) Алекса, просыпайся. Это очень важно. Аварийный контакт два. Алекса.

Голос К а т и (сонно). Это Алекса. Подтверждаю контакт два. Что у тебя, милый?

П а ш к а (оглянувшись на Анисью). У нас гости.

К а т я. Да? Среди ночи? И кто же? Уж не твоя ли прачка?

П а ш к а. Алекса, все очень странно. К Петру только что пришла… умершая жена.

К а т я. Анисья? Это которая… Как это — пришла? Не поняла, повтори.

П а ш к а. У нас в подвале — утонувшая год назад жена Петра Телушкина. Самоубийца. Они говорили.

К а т я. Почему ты открыто вышел на резервную связь? Тебя могут услышать!

П а ш к а. Некому. Телушкин за доктором побежал. А ей стало плохо. Внезапно сознание потеряла.

К а т я. Ты ее осмотрел? Прибор у тебя?

П а ш к а (еще раз оглянувшись на тело). У меня. Йоган после дурдома оставил. Но похоже…

К а т я. Что похоже? Может, спуститься? Старуха храпит на весь дом, не заметит.

П а ш к а. Нет… Не надо. Опасно.

К а т я. Ты ее сердце прослушал?

П а ш к а (медленно). У нее нет… сердца. (Пауза.)

К а т я. В смысле — остановилось?

П а ш к а. В смысле — совсем нет.

К а т я. Так не бывает!

П а ш к а. Это что-то вроде фантома. Только осязаемого. Такого я еще не видел…

К а т я. Солярис в петербургской дворницкой.

П а ш к а. Вроде того.

К а т я. И что ты обо всем этом думаешь?

П а ш к а. Ты знаешь… Пока, правда, на уровне догадок. Но только мне кажется, что Полдник, кроме нас, здесь ловит кто-то еще.

К а т я. Проведи молекулярный анализ вещества. Из чего она сделана?

П а ш к а. Уже пробовал. Прибор не определяет.

К а т я. Не может быть. Посмотри еще раз!

П а ш к а. Ладно. (Встает, подходит к телу А н и с ь и и вдруг отшатывается. Анисья резко садится в постели.)

К а т я. Что ты затих? Что случилось?

А н и с ь я (вставая и быстро двигаясь к входной двери). На погост мне пора. На погост…

П а ш к а пытается ее удержать, но внезапно получает удар такой сокрушительной силы, что отлетает в сторону.

А н и с ь я. На погост… На погост… На погост… (Легко взбегает по лестнице и исчезает за дверью.)

Двор. Ночь. Едва освещенные, из дома, один за другим, выходят странные бледные люди. Движения их неестественны, скованны. Плывет тяжелая, мрачная музыка.

Сцена седьмая в которой появляется забытый персонаж

Конец ноября того же года. Поздний вечер. Подвал Телушкина. К а т я накрывает на стол. Й о г а н подбрасывает поленья в печь. П а ш к а меланхолично пощипывает гитарные струны.

К а т я. Спел бы что-нибудь.

П а ш к а. Не поется.

Й о г а н. Уныние — это самый большой грех.

К а т я. Много ты понимаешь. (Пауза.) Нет, Алдонин, правда — спой… А?

Й о г а н. «Не верти ты мной, Алдонин, и не мни ты мне ладони…»

П а ш к а. Бред. Бредятина… Давайте дальше. Что там еще случилось?

Й о г а н. Американец Джозеф П-пристли запатентовал газировку.

П а ш к а. Тьфу! Дальше… Ну, вспоминайте…

Й о г а н. Брюллов написал «Последний день Помпеи».

П а ш к а. Ну при чем здесь Брюллов…

К а т я. Пушкин сочинил «Медного всадника».

Й о г а н. Это который про потоп? «Удобный случай нашим дамам п-подмыться».

К а т я. Вечно ты все опошлишь.

Й о г а н. При чем тут я? Это сам автор так пошутил. Известный отклик на новость о наводнении.

П а ш к а. Фраза датируется двадцать четвертым годом. Тогда он сидел в Михайловском, был зол и раздосадован. Не подходит. Нужен текущий год.