Дьявольский полдник - [23]

Т е л у ш к и н. От нас не зависить. Как на роду написано, так тому и бывать.

А н и с ь я. И то верно. (Пауза.) Пантелеев, Лексей Лексеич, как с тобою-то?

Т е л у ш к и н. Не к ночи будь помянут. Рычит все… Хлеба куска не проглотит, ежели не обругат…

А н и с ь я. А ведь это он — главный разлучитель наш. Он Михееву, болвану квартальному, обо мне донес. Когда Иван помер. Хватай, мол, ее, она — беглая. Да еще приплел — живет-де с Петром Телушкиным невенчана…

Т е л у ш к и н. Так это ён в полицию бегал? Не староста ваш?

А н и с ь я. Староста наш щей тогда похлебал, перстом погрозил, да и был таков. Больше для порядку заявился. Управляющий, вишь, шибко ретивый у нас — подослал его. Ведь когда старый барин преставился, царствие небесное, сын его — гусар, гулёна — все князю Гагарину и продал. Усадьбу продал, две деревеньки… Стали тут всех нас поголовно пересчитывать. А князю что? Он за кордоном по все дни… Что ему — какая-то беглая… Так бы и жили мы с тобой тихонько, горя не ведали. (Всхлипывает, утирает глаза платочком.) Пантелеев это, домовладелец наш…

Т е л у ш к и н. Благочиния, вишь, убоялся… Сукин сын. Ну, я ему… До сих пор, слышь ты, все ходит, вынюхиват. Глаза, что рогатины, уставит и давай допросы чинить. Намедни писателя привел, поил тута — за здорово живешь…

А н и с ь я. Ой, не верь ему, Петруша — темный он. Непонятный…

Т е л у ш к и н. А ведь я тада все сполнил, как ён велел: и крышу-то перекрыл ему на дармовщинку, и в дворники подался — заместо Ивана твово… Упокой, Господи, душу его грешную. (Крестится.) Тоже ведь жук был, тот еще.

А н и с ь я. Что ж старенького-то худым поминать. Он меня в свой пачпорт вписал. Спас, можно сказать. И с тобой ненароком свел, Царствие ему небесное… (Крестится.)

Т е л у ш к и н. Поспешила ты…

А н и с ь я. С чем это?

Т е л у ш к и н (поспешно). Да так — ничего… Я ведь тада, как прознал про все, к господину Оленину, на Гагаринскую, побег… Последняя ведь надёжа была. Ведь ён, когда книжку свою писал и к государю водил, так пообещал: жену твою выкуплю, вольную дам ей, да еще на вашей свадьбе погуляю. Во как!

А н и с ь я. Барская ласка, она — до порога…

Т е л у ш к и н. Да нет, другое тут. Занемог Алексей Николаевич как раз тада, в постели лежал — не принял… А я… В людской так и просидел. Посовестился другой раз-то… И вот итог — колочусь, как старый козел об ясли…

А н и с ь я. А хочешь — я тебе по двору буду помогать?

Т е л у ш к и н. Ни к чему это. Сам управлюсь. Ты только… это… Не уходила бы боле…

А н и с ь я. Что ты, Петя! Мне без тебя — ни жить, ни помирать… Я за тобой… Куды голова, туды и живот. А приедуть за мной — спрячусь! Ей-Богу! А ты им скажи — померла, мол! От холеры! Они и отстанут!

Т е л у ш к и н. Скажу… Я им скажу. Таку баню задам, что до новых веников не забудут! А первым Пантелеева отхлещу… душу продажную.

А н и с ь я. Что ты, Петечка — засадють! И в каторгу тебя, в Сибирь… Еще и хуже станет.

Т е л у ш к и н. Не станет… Хуже — не станет. (Пауза.)

А н и с ь я. Поснедать… не желаешь ли, Петр Михайлович? (Развязывает узелок.)

Т е л у ш к и н. Так ночь на дворе…

А н и с ь я (оглядываясь на луну в окошке). Ночь? Я и не приметила…

Т е л у ш к и н встает, обходит стол, опускается на колени перед А н и с ь е й, кладет ей голову на колени, обнимает ноги и так замирает.

А н и с ь я. Что ты, Петечка… Что ты, голубчик… (Гладит его волосы). Что же ты плачешь?

Т е л у ш к и н. Да кто б ты ни была… Откудова бы ни явилася… Хоша с Луны…

А н и с ь я. Любимый мой… Хороший мой…

Т е л у ш к и н. За тобой пойду… Опостылело мне тут все, не жизнь мне без тебя, Анисья…

А н и с ь я. Ну, что ты, что ты…

Т е л у ш к и н. Ежели снова ты… Ну, как тогда… Вдругорядь на шпиц поднимуся, да и кинусь с него, руки расставив. Полечу за тобою, так-то…

А н и с ь я. Ты же не андел небесный, Петруша, чтобы на небесах-то летать… Не примуть тебя.

Т е л у ш к и н. Об землю грянусь, да и дело с концом. Тада примуть. Без тебя все одно — не жилец я. Поймет Господь.

А н и с ь я. Нельзя так… Грех это. (Тоже сползает со стула, становится перед Т е л у ш к и н ы м на колени, обнимает его.) Знать, по судьбе нашей бороной прошли.

Т е л у ш к и н (в паузах между поцелуями). На Неве нынче, слышь ты, каменных львов ставят… Свинкзы… Морды у них — человечьи… С Египту везли…

А н и с ь я (забываясь). Зачем это…

Т е л у ш к и н (лихорадочно). Сказывают — утопленниц приманивать…

А н и с ь я. К чему… утопленниц?

Т е л у ш к и н. Прелестные львы… Заговоренные… Заклятье на них выбито.

А н и с ь я. Говори, говори… Петруша, говори…

Т е л у ш к и н. Царь ихний повелел… Стали в той земле покойнички к живым являться…

А н и с ь я. Страх-то, Господи…

Т е л у ш к и н. Мумии по-ихнему… Оживають, кидаются на людей, пожирают их…

А н и с ь я. Ох…

Т е л у ш к и н. Львы те — оберег… По ночам нечисть приманивают, да и… сничтожають ее… Наш государь про то прознал, повелел прикупить. Много, слышь ты, стало народу в Неву кидаться… Воду портят.

А н и с ь я. Целуй, целуй меня…

Т е л у ш к и н (почти кричит). Да ведь я тоже туды в полночь ходил!

А н и с ь я (слегка отстраняясь). Зачем это?