Дьявол Цивилизации - [9]

Влез Гавриил Мефодьевич под одеяло и, только приложился головой к подушке, тут же почти захрапел, одновременно погрузившись в странное сновидение, которое как бы материализовало в неожиданно четких картинах все то, о чем он неоднократно думал и переживал. И если раньше все сны, которые он перевидал в великом множестве, отражали в основном отдельные печальные фрагменты реальных подробностей травматизма: то пострадавший с искаженным от боли лицом тычет ему в нос окровавленной культей и наступает, наступает на него, чего-то кричит, а голоса не слыхать; то чальщик, которого расплющило железобетонной панелью, подходит к нему, а потом боком повернется и будто исчезает, только линия одна в воздухе, словно лезвие, и на него так и устремляется… И Косенко больше всего этого чальщика-лезвия боялся, все ему во сне казалось, что вот-вот наползет на него эта бритва и иссечет, кусков не соберешь; и многие другие страшные кошмары, которые и перечислять нельзя, поскольку это страдание человеческое, и не важно, что во многих случаях виновны были сами пострадавшие, ибо грубо нарушили правила техники безопасности, боль человеческая всегда свята. И Гавриил Мефодьевич никогда их в душе не винил ни в чем, он их жалел большой жалостью и еще строже взыскивал с начальников строек и с инспекторов по технике безопасности…

А нынешний сон был совсем другой. Словно бы его специально заранее отсняли по хорошо продуманному сценарию и теперь, включив проектор, прокручивали пленку. Сон был в светло-голубом цвете, какой-то очень чистый весь, и смотрел его Косенко с весьма трезвой и ясной головой.

Поначалу появилась группа людей, человек десять… И точно десять — пересчитал всех Гавриил Мефодьевич. И себя среди них узнал. В белой бобочке навыпуск да в белых брючках, намного худощавее, чем в жизни, и тоже весь подкрашен голубым цветом. А вокруг него все толпятся люди. Пригляделся — восемь мужиков и две молодые женщины. Скорее даже девушки. Такие они нарядные в цветастых крепдешиновых платьях. Только все опять же в голубовато-белом изображении. Точь-в-точь как в телевизоре. И прически с косами, убранными наверху в кренделя, и пушистое обрамление из шелковистых волос вокруг причесок, которые еле теребит голубой ветерок. Мужики тоже одеты, как и он в светлые бобочки навыпуск и белые брючки. И тоже все голубым припорошены. И такие они все, эти люди, какие-то легкие, воздушные. Так они вокруг Гавриила Мефодьевича легко толпятся, будто колышутся. И как-то странно, с надеждой, вопрошая, глядят на него, будто на спасителя.

— Да кто же вы такие, ребятки? — не выдержал и спросил он людей, которые натыкались на него, но как-то бесплотно, нежно, будто ветерком касаясь.

— Мы же ваши, Гавриил Мефодьевич! — хором пролепетали голубые люди. — Мы ж которые с летальным исходом…

— О, Господи! — всплеснул руками Косенко. — Да это ж и вправду вы! Мария! Я узнаю тебя… А яка ж ты гарнэнька!.. И Соня Микульчик, Карпенко… Сычиков?! И ты, Сычиков?.. Чудеса! И все живые!.. Какая радость!.. Шарапов! И ты?.. И руки целы…

— Не-э-эт! Мы не живые… — пролепетали голубые тени людей и как-то смущенно потупились.

— Да шо за чушь! — возмутился Гавриил Мефодьевич. — Живые вы все, факт! И как хорошо, ребятки, что вы все собрались. Я так давно хотел показать вам роковые ошибки… Начнем с тебя, Мария. Ах, какая ты красивая!.. Стало быть, мужик твой, машинист маневрового тепловоза, в тот день был выпивши и не вышел на работу. А ты у него, значит, помощником состояла. Ну и решила ты повести состав самостоятельно. Похвально!..

Перед ними вдруг возникла ветка железной дороги, изгибавшаяся дугой, со стрелкой недалеко от поворота. А на рельсах — маневрушка и три вагона со щебнем на прицепе…

— Вон ты, Мария, видишь себя?

Мария в смущении кивнула головой и сказала:

— Чудно как-то себя со стороны видеть…

— Теперь трогай! — приказал Косенко. — Поехала. А у стрелки-то вставай, останавливайся то есть. Тут тебе надо слезть и перевести стрелку как положено. Тогда и в дугу впишешься, и будет все путем… Ну, слазь же, слазь!.. Не слезла. Поехала, не переведя стрелку. И видишь, что вышло?.. Съехала форменным образом на землю и повела состав задами по огородам… Ну ладно, повела… А зачем дверь рвешь? Куда тебя несет? Дизель сам заглохнет. И живой будешь…

Голубая Мария в крепдешиновом цветастом платье вздрогнула и побежала стремглав к составу.

— Стой! — крикнул Косенко. — Держите ее!

Но никто не тронулся с места. Все безучастно смотрели на голубой, сошедший с рельсов состав и бегущую к нему голубую женщину.

Дверь в тепловозе отворилась, женщина выпрыгнула на ходу и попала под колеса. И в этот миг голубая Мария испарилась, истаяла голубым облачком.

— Не уберегли... — тихо сказал Косенко, внимательно вглядываясь в лица стоящих рядом людей и соображая, что тут с этими ребятами надо держать ухо востро, ибо действуют они по какому-то непонятному еще для него закону.

— Ну ладно… Продолжим, товарищи… Микульчик Соня, иди сюда. — Соня подошла. — Ну вот, смотри… Вон твой автоклав с расплавленным битумом. А вокруг этого автоклава и под ним огонь бушует. Расплавленный битум, он же как бензин воспламеняется, весь голубым дымком курится… А ты что делаешь?.. Вон смотри на себя. Берешь огромную глыбу твердого битума и швыряешь в котел, а оттуда агромадный язык расплава на тебя и плесканул… Видишь? Стой! Куда?!