Дьявол Цивилизации - [8]

Звонил Стибриков, инспектор по технике безопасности со стройки, где погиб Сычиков. Косенко словно только и ждал этого звонка. В один миг маленькая комнатка отдела туго наполнилась напористым криком Гавриила Мефодьевича, яркие слова сливались в единый неразрывный поток звуков, и только модуляции переливов и интонаций на окончаниях выдохов, когда, казалось, кислорода уже не хватает, и последующий судорожный подхват воздуха как бы сбивал несколько темп разноса. В крике Гавриил Мефодьевич еще более раздулся, покраснел, жировое жабо второго подбородка отдавало крапчатой синевой, глаза его энергично вращались в орбитах и метали молнии.

— Я тебя спрашиваю, Стибриков, ты что, не мог обнести опасное место канатом?! Бетон идет?! Ну так что ж?.. Не мог поставить еще парочку-троечку мосточков в местах наиболее частого хождения рабочих?! Или ты этот свой единственный мостик для музея изготовил, внукам-правнукам демонстрировать?! Халтурщик ты, вот кто!.. Из-за тебя, я считаю, погиб молодой бригадир… Не перебивай!.. Сам знаю… Из-за тебя в том смысле, что работаешь ты для галочки, мозги у тебя форменным образом одержимые формализмом, а тут любить людей надо, живую каждую душу беречь и пестовать, пестовать, помогать ей выжить, выстоять… Ты думаешь, Земля наша условия обитания создала для твоих галочек?.. Для твоего формального пустобрехства?.. Ошибаешься!.. Для людей, живых и единственных в своем роде… А ты стибрил своей безответственностью…

Не перебивай!.. Стибрил молодую жизнь… И как ты только спать спокойно будешь после этого… Не перебивай!.. Администрация свое тоже схлопочет… Косенко словно бы коршуном, навис над трубкой, будто взлетел над столом и нападал, и клевал, и корил. Наконец он как бы приземлился. Сбавил тон, опал в объеме, перевел дух, побледнел. — Не могу я с тобой сегодня, Стибриков, не могу… Я сам не свой… И бросил трубку.

Достав не без труда из кармана брюк платок, он долго и тщательно обтирал им лицо и шею, беспомощно озираясь по сторонам, будто перед кем-нибудь в чем-то провинился. Потом сёл как-то успокоенно, сложив смирненько руки перед собой на освобожденной от бумаг части стола, и застыл в неподвижности, погрузившись в невеселые раздумья.

Но проводя в уме привычный уже, ставший для него обязательным непрерывный анализ причин травматизма, он вновь и вновь с некоторым удивлением как бы мысленно останавливался на стройке товарища Кенаха. Уже в течение нескольких лет это, управление строительства занимает неизменно последнее место по травматизму, не говоря уже о тяжелых случаях со смертельным исходом. Косенко несколько раз ездил на эту стройку, тщательно изучал опыт организации работ по технике безопасности и всякий раз убеждался в одном и том же — в основном все как на других стройках, а травматизма фактически нет, процент его очень незначителен, или, как говаривал его предшественник, «в пределах допуска его величества Молоха»…

Кенах все посмеивался, когда Косенко, завершив официальную часть инспекционной работы, смущенно улыбаясь, дружески спрашивал начальника стройки:

— Что же ты утаил от меня, Генрих Генрихович? В чем секрет твоей удачи?

— А ни в чем! — весело, с хитрой смешинкой в черных глазах, с эдаким задиристым подковыром отвечал Кенах. — Все перед тобой! Вот те Христос! Смотри только. Здесь уж так — что увидел, то взял. Но ты, вот я вижу, не все углядел… Спрошу я тебя так: ты воевал?.. Воевал. Тебя командир берег? Берег. Вот и я берегу своих рабочих. Без них — какая победа? Не будет без них победы! И потом, ты, наверное, не знаю заметил, нет? Народ-то у меня не хмурый, веселый народ. А веселый человек — он жить хочет зачем ему умирать?.. Так я говорю? — И сам себе ответил: — Так! А вот чтобы человек был веселый и жизнерадостный, о нем надо думать. Иными словами — заботиться о людях надо, товарищ Косенко. Вот тут они и заплатят тебе благодарностью — будут жить и работать на все сто. Любить людей надо! Вот моя логика жизни, товарищ главТБ! Но при всем при том, конечно, соблюдай все правила… — И Кенах хитро подмигнул Косенке.

Вспомнив все это, Гавриил Мефодьевич решил все же, что Ген Геныч (так он сокращенно звал за глаза Генриха Генриховича) что-то, пожалуй, припрятал от него и он завтра же выедет к нему, чтобы еще раз пристрастно обследовать стройку и выведать секреты.

Вернувшись после работы домой, Гавриил Мефодьевич переоделся и в сумрачном настроении сел ужинать, приказав жене подготовить манатки в дорогу. Выпив для верности полстакана водки, чтобы быстрее заснуть, он долго потом ел, машинально и дольше положенного разжевывая мясо и глядя на стену перед собой так, будто то была не стена, облицованная кафелем, а бескрайнее пространство мирового космоса.

После ужина Гавриил Мефодьевич побрел к себе в комнату, то и дело подтягивая на ходу сползавшие с круглого живота пижамные брюки и сокрушенно думая о жене.

«Э-эх!.. Совсем память отшибло… Сколь уж раз просил ее Христом-богом сменить резинку на портах…»

Небольшого роста, широкий и толстый, он передвигался довольно быстро мелкими частыми шажками, будто перекатывался.