Дьявол Цивилизации - [29]

Рядом с Парушевым на мостике стоял старший механик. Он был озабочен, бледен. Жадно курил. И смотрел сосредоточенно вперед. Но впереди, кроме свинцово-серых туч, уничтоживших небо и слившихся с Морем, ничего не было видно.

Иногда то справа, то слева появлялись сидящие на воде черно-белые гагары. Их было много. Тысячи. Они густо покрывали свинцово-серую воду и создавали иллюзию близости берега. Но берег был далеко. Парушев замечал, что крайние гагары ныряли и долго не появлялись на поверхности.

Корабль шел дальше, и стаи сидящих на воде черно-белых птиц, удаляясь, истаивали в низкой облачности. Иногда они оказывались перед кораблем и шумно взлетали темной тучей.

Парушев ощущал подошвами ног мелкую дрожь гигантского корабля. Дрожь эта густо наполняла его тело и зудом отдавалась в переносице. Он приставил виброщуп к комингсу люка, стрелка прибора бодро поползла вправо и показала недопустимое превышение общей шумности.

— Что будем делать? — спросил Парушева старший механик, покончив с сигаретой и бросив окурок за борт.

Парушеву стало жалко окурка, потому что он улетел навсегда. Пустяк вроде, чего тут жалеть. Но ведь улетает навсегда и самое важное, самое дорогое…

Парушев вспомнил молодость, бескозырки на волне, когда бомбой разнесло в щепки их катер, себя в обжигающей ледяной воде и короткую пронзительную мысль: «Море было всегда… И ты станешь морем…»

Так через мелочь как бы снова ощутил он вечность океана.

— Надо возвращаться, — твердо сказал Парушев. — Начнем все сначала. У причальной стенки…

Парушев был внутренне скован неудачей и говорить больше не хотел. Но стармех вдруг сказал:

— Первый раз в моей жизни… Чтобы из-за шумов нельзя было сдать новый корабль…

— И у меня первый раз… — сказал Парушев.

— Что-то здесь не так, — задумчиво произнес стармех, невольно думая о дальних походах и концентрических волнах шумов, расходящихся от корабля по всему свету.

Парушев тоже думал, что здесь что-нибудь не так, иначе бы он, начальник цеха, не пошел в моря лично убеждаться в превышении шумов, после того как на испытания ходил старший мастер Юрий Иванович Винтов с бригадой лучших слесарей завода. Но ведь Винтов снизить шумность не сумел… Парушев снова ощутил легкую досаду.

Подумать только! Завод не может сдать корабль из-за каких-то шумов. Готовый, с иголочки, корабль, в котором поселилась неведомая для его создателей непознаваемая беспокойная душа.

Решив идти на испытания, чтобы проверить все лично, Парушев забыл на время, что он начальник цеха. Вспомнил себя слесарем, мастером, начальником участка. Все умение и мастерство свое извлек, как из кладовой, из глубин души, чтобы применить в необычной ситуации.

И вот убедился: шумит, очень шумит корабль. Как бы поет даже. Хотя шумность по каждому работающему механизму не так уж и велика. Но зато общий шум недопустимо превышает норму.

Невольно думалось, будто все эти маленькие шумы складываются в один большой… Так хотелось все это просто объяснить. Тут наверняка скрыта какая-нибудь гениальная хитрость. А ведь все гениальное — просто…

— Неужели превышение шумности на тридцать децибелл столь опасно? — спросил вдруг Парушев стармеха.

— Само по себе — нет. Для корабля — да! С такими шумами меня услышат все моря и океаны. Не веришь? Тогда пойдем…

Они спустились в центральный пост и прошли к гидроакустикам. Парушеву надели наушники, старшина команды переключил установку на режим прослушивания.

В наушниках раздавалось похрюкивание, недовольное бормотание, вибрирующий визг, чавканье. В отдалении были слышны хрипы, томные вздохи, кто-то пилил дубовую колоду, колол ее на чурки, угадывался шум гудящего пламени… Еще дальше — рев, вой, писк, скрежет, мольбы о пощаде…

— Похрюкивает — рыболовный траулер, — толковал звуки старшина, — бормочет танкер, чавкает транспорт или какой-нибудь сухогруз… А вибрирующий визг — это гидролокаторы дельфинов…

Старший мастер сборочного цеха Юрий Иванович Винтов, а в заводском разговорном обиходе — товарищ Винт или просто — Юра Винт, ждал возвращения Парушева с плохим сердцем. И не только оттого, что тот пошел в моря будто проверять его, Винтова, знатока своего дела. Не только поэтому…

Винтов двадцать лет на заводе. Кадровый работник. Ветеран. Но практик. Институтов не кончал. Все старые типы кораблей знал как свои пять пальцев. Что называется, до винтика. Потому, видать, и фамилия у него Винтов, что мужик он дотошный и азбуку корабельного дела постигал добросовестным, нелегким трудом. Но трудом же!.. Медленно, но верно ввинчивался он в дело. На пузе пролез по всем системам и отсекам многих типов кораблей, не единожды ободран и придавлен железом, все разобрал сотни, а то и тысячи раз. И тогда только постиг корабельные премудрости. Намертво. С закрытыми глазами знает, что есть как и где…

Одним словом, как говорят англичане: «Нау хау!» — «Знаю как!..»

Это ощущение радости, полноты жизни, уверенности он называл простыми словами: «как дома».

Да, он шел не просто на завод, а будто к себе домой, к заботливой и строгой жене своей Рите, встречающей его молча, ласковыми пытливыми глазами всматриваясь и как бы заново каждый раз узнавая его. А он с, теплым чувством на душе понимал, что она с радостным изумлением в каждый приход словно бы открывает его для себя, сознавая, что он есть, есть у нее: работящий, трезвый, надежный. И дети смущенно улыбались, завидев отца. И он чувствовал их любовь…