Дядя Джо. Роман с Бродским - [65]

Охотились мы на Радзинского, Цукермана и Журбина. После того как те были ликвидированы, ограбили мою каролинскую машину. Я научил Жорика вскрывать багажник пальцем, чтобы похитить арбуз, который мы затем принесли к столу.

Наталья немного поиграла с нами, потом ушла в уборную, где переоделась в седой парик и обдерганную кофту. Образ назывался «женщина трудной судьбы». На параде костюмов она заняла первое место.

Сегодня, в аэропорту Орегона, вчерашние игрища вспоминались как нонсенс. Я сидел в полупустом помещении бара при отеле, пил красное и равнодушно смотрел матч по американскому футболу.

Ко мне подсела девушка среднего возраста, светленькая, молодящаяся.

— Что это за вид спорта? — спросил я, используя старую провокацию.

Она всплеснула руками от удивления и с материнской обстоятельностью принялась рассказывать правила игры.

— Вы из Восточной Европы? — спросила она.

— Заметно? — расстроился я. Мне пришлось рассказать о себе, приукрашивая многогранность образа.

Я заказал и ей и себе по бокалу вина.

— Жалко, что здесь не дают ничего пожрать, — сказала она. — Но это поможет сохранить фигуру.

Я проводил ее до дверей номера, поцеловал в щечку. Взял такси и сгонял в пиццерию. Минут через двадцать вернулся с криками «Доставка пиццы!». Она долго не открывала, пока я наконец не назвал ее по имени.

— Синтия! Я достал жратвы! И заслуживаю как минимум поцелуя.

Она открыла, смущенно улыбаясь.

— Заходи, — прошептала она. — Только быстро.

Утром я помогал застегивать ей пуговки на жакете. Они располагались на спине. Модельеру за такие фасоны стоило отрезать руки.

— У тебя действительно нет подруги в Нью-Йорке?

— Нет.

— Считай, что ты ее имеешь. Познакомлю тебя с одной.

Мы вышли из номера по очереди и вскоре встретились в переговорной на первом этаже. Синтия покрылась пятнами, я сохранял покер-фейс. Барышня оказалась секретаршей Сьюзен Браны. К счастью, вопросов бизнеса мы с ней вчера не касались.

Сьюзен, властная полная женщина, села во главе стола и сразу перешла к делу.

— Меня интересует очистка производства полипропилена вашими электронными пучками. Речь идет о масштабном межгосударственном проекте. С документацией я ознакомлена. Когда вы готовы прислать опытный образец?

— Он уже готов. Отправка морем потребует не более месяца.

Мы обменялись пакетами документов.

— Вчера на совете директоров было решено, что об очистке газа вашими технологиями говорить рано. Проект нерентабелен. А с пластмассой можно попробовать.

Я согласно кивнул, мы пожали друг другу руки и направились к шаттлам, развозящим нас к самолетам. Я обернулся, чтобы взглянуть на Синтию еще раз, но она уже скрылась за тонированными стеклами микроавтобуса.

Красотка

Эрик Кунхардт обзавелся абонементом в Metropolitan Opera House и общался с прекрасным каждую неделю. Предлагал мне сделать то же самое, но я к тому времени до классики морально не дорос. Я обещал присоединиться к нему в ближайшем будущем, а пока что прослушивал обрывки арий в его исполнении. Эрик сидел за компьютером и напевал «Севильского цирюльника» или «Риголетто», тая от наслаждения. Он был умилителен. Три года назад ему диагностировали рак мозга и сделали операцию. Ровный розоватый шрам тянулся по его цыплячьей шее от уха до уха. Одно время он носил шелковые кашне, но не прижилось. Клетчатые рубашки с расстегнутым воротом, повседневные пиджаки, голубые джинсы, мокасины… Эрик не мог изменить себе — и в оперу ходил в таком же виде. Побывав одной ногой в могиле, он старался наслаждаться жизнью и особо не парился. Тарковского или Феллини, которых я показывал своим круглоротым студентам, не воспринимал. К плагиату Эшбери отнесся с юмором, в то время как на гуманитарном факультете буквально объявили траур. Ходили, будто набрав в рот воды, и старались не смотреть друг другу в глаза.

— Я хочу отдохнуть, — говорил Эрик. — А ты меня грузишь какими-то странными проблемами.

— Душа обязана трудиться, — отвечал я с юношеским максимализмом, но он слал меня куда подальше.

Любовь к музыке может завести далеко. В Balducci’s на Шестой авеню мы с ним купили бутылку Marqués de Riscal, сыра, зелени и направились в гости к Курту, коллеге Эрика по лаборатории в Стивенсе. Прошли метров триста в сторону Бродвея и остановились у маленького парадного, обрамленного двумя клумбами с георгинами.

— Хорошее место, — сказал Эрик. — Главное, недалеко от метро.

Курт снимал просторную студию на третьем этаже здания. Мы поговорили об улочках Виллиджа, сравнивая их с архитектурой старушки Европы.

— Уютно, — говорил Курт. — Куда угодно можно дойти пешком. Я уже забыл, что такое машина.

— А я, наоборот, пригнал сюда свой ниссан из Каролины, — встревал я.

— Абсолютно глупая идея, — утверждали мужики.

Мы пришли к нему без Кристины, потому что Курт, как и я, был холост. На русскую пьянку встреча не тянула, но мы задачи напиться и не ставили. Беседа была легкой и ни к чему не обязывающей, однако в какой-то момент мне стало нестерпимо скучно. Я стоял у окна, следя за передвижениями на улице. Хеллоуин продолжался. По Девятой в обнимку прошли мужчина и женщина на ходулях. Они были в одинаковых серебряных цилиндрах, верхушки которых почти достигали второго этажа. Из подворотни выехал старик на высоком трехколесном велосипеде. Он яростно звенел в звонок и одновременно пил вискарь из плоской стеклянной фляжки. В витринах по всему городу появились здоровенные оранжевые тыквы с прорезями для глаз и рта, и хотя я видел их и раньше, о языческой сути праздника узнал на днях от Кристины.