Дядька - [27]
Неумолимая рука наконец разжала пальцы: видно, и сама устала его мучить. Горюнец перевел дыхание, с наслаждением вдохнул горьковатый и свежий ночной воздух.
На лавке завозился Митрась, поднял с подушки всклокоченную голову.
У окна недвижно застыла белая дядькина фигура, на полу от нее тянется четкая в лунном свете сизая тень.
— Дядь Вань, что с тобой? Опять?.. — встревожился мальчик.
— Да нет, Митрасю, хорошо все. Ты спи… Я зараз тоже лягу.
Больше он не уснул; так и пролежал до утра, глядя как постепенно бледнеет, редеет ночная тьма, медленно превращаясь в ненастный серый рассвет.
А Митрась наутро не мог понять: то ли приснилось ему это, то ли и в самом деле он видел стоявшего у окна дядьку, и по его белой рубахе, голубоватой в мертвенном лунном свете, скользили сизые тени от листьев.
Он проснулся почему-то не сразу, рывком, как всегда, а выходил из состояния сна медленно и почти незаметно. Сквозь серую пелену закрытых век доносились до него смутные звуки: шаги, хлопанье и скрип дверей, дядькино невинное ругательство [что-то вроде «Старые мои кости!»]. Открыв наконец глаза, он понял, отчего сегодня так долго просыпался: утро выдалось туманное, пасмурное, небо было сплошь затянуто белесой пеленой облаков, и солнечный свет, пробиваясь сквозь них, не бил в лицо жарким лучом, а мягко рассеивался, растекался по горнице. Дядькина кровать была уже аккуратно застелена, подушка в серой суровой наволочке лежала сверху.
Митрась тряхнул растрепанной со сна головой, чтобы совсем проснуться, потом наскоро оделся и пошел на крыльцо умываться.
С огорода, поддерживая рукой полу будничной свитки, шел Горюнец.
— Добры рана, Митрасю! — кивнул он. — Разоспался ты нынче, я гляжу. Я уж и Лысулю нашу в стадо сам выгнал.
В подоле у него глухо постукивали друг об дружку около десятка твердых пупырчатых огурцов.
— Огурчиков вот набрал, — пояснил он. — Половину съедим, остальные с собой возьмем. Мы ведь с тобой нынче бульбу идем копать, ты не забыл? А ты беги покуда кур покорми, а я подсвинку корм замешу.
Куры сбегаются тут же, их даже звать не надо. Головы кверху задрали, шеи вытянули, распустили перья, клохчут, требуют. Цыплята за лето выросли, покрылись гладким пером, на головах прорезались зубчатые гребешки, и ростом уже почти с родителей. А казалось бы, давно ли были крохотными желтыми комочками на коротеньких ножках, с тонким писком бегавшими по двору; возьмешь в руки, и чувствуешь, как мелко дрожит крошечное горячее тельце, как часто бьется сердечко в тоненькие ребрышки.
Ух ты, ну и накинулись, будто их три дня не кормили! Особенно вон та, черная, с отвислым гребнем. Надобно отогнать ее, а не то всех цыплят затопчет.
— Цыц ты, бедовая! — Митрась топнул на нее босой ногой.
Курица испугалась, шарахнулась назад, распустив перья, но через минуту снова полезла к рассыпанному в пыли овсу, оттеснив двух молодок. Ну что ты с ней станешь делать!
Покормил Митрась кур, идет с пустым лукошком в хату, а в темных сенях уже что-то мягкое в ногах заплелось, запуталось; поглядел — Мурка промеж ног трется, глядит на него снизу, а в глазах зеленый хрусталь так и мерцает…
— Ну-ну! — Митрась небрежно погладил кошку. — Тебя уж нынче кормили, лопнешь!
На дворе меж тем послышались голоса — пришел кто-то из соседей.
— Митрасю, иди сюда! — позвал со двора дядька.
Митрась распахнул дверь и выскочил на крыльцо. Горюнец разговаривал с Васей Кочетом, только что зашедшим к ним на двор.
— Что, дядь Вань, выходим уже?
— Вишь ты, скорый какой! — засмеялся дядька. — Кули под бульбу сюда принеси, не то забудем.
Мальчишка снова исчез в хате.
— Эх, Ясю, своего тебе надо, — ласково и грустно улыбнулся Василь.
По лицу Яся промелькнула тень, темные брови дрогнули к переносице.
— Где его возьмешь, своего-то! Самому, что ли, родить? Да и этот — чем не мой? — голос его зазвучал глуше, словно мутным клубящимся облаком поднялась со дна памяти застарелая горечь.
Василек сконфузился, опустил глаза; стыдно ему стало, что он, здоровый и счастливый, растревожил больные душевные струны хворого друга. И тут же попытался отвлечь его от этой причиненной по недомыслию боли, заговорив о другом.
— Заступы у тебя готовы?
— Вон у прясла стоят, — хмуро откликнулся Горюнец.
Дорогой оба они молчали. Митрась с охапкой рогожных кулей в объятиях убежал вперед вместе с Андрейкой и Агаткой, младшей сестренкой Андрейки и Васи; издали до старших долетали их возбужденные голоса.
Солнце так и не выглянуло из-за туч; все кругом было опутано серой дымкой ненастья. Желтый тополевый лист, осыпанный рябью буреньких точек, с подсохшими и потемневшими краями, упал на дорогу с тихим сухим шелестом. Дожди еще не зарядили, и дорога лежала сухая, твердая, точно камень; остывшая, отяжелевшая за лето пыль уже не клубилась, как прежде, а лежала тонкой пудрой, и лишь когда ее задевала чья-то нога, пыль лениво, невысоко поднималась.
Василь безмолвно шел рядом, по-прежнему опустив голову и не глядя на друга. Горюнец видел лишь его порозовевшее ухо, и над ним — крупный пушистый завиток светлых волос. Жалко его, однако: идет, бедный, понурившись, и даже глаз поднять не решается. Какие у него ресницы потешные: длинные, круто загнутые, как у ребенка или теленка; у корней совсем черные, а на концах выгорели, и топырятся эти светлые кончики коротенькой белой бахромкой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.