Двойной портрет - [4]

Шрифт
Интервал

Я должен стоять прямо, но так стоит только колос, из которого вытекло зерно, должен стоять на одном месте, как стоит кол, вбитый в землю. Не менять своей позиции, как скелет в могиле.

А я хочу изменяться, потому что не устал расти".30

Пытался переосмыслить прошлое и Вс. Иванов - начиная с 1949 года и вплоть до смерти в 1963 году он работал над романом "Поэт". Много позднее фрагменты этой неоконченной книги были опубликованы31.

В центре романа два героя - Поэт и его оппонент, о котором говорится: "Друг Поэта "Кающийся", несколько старше его. Он много лет - иногда и "помимо воли" [...] - мешал Поэту в его работе. О чем Поэт [...] мог и не знать: ведь проступки Друга истолковывались Врагами часто более враждебно, чем предполагал его Друг. И Друг об этом, разумеется, не знал".32

Поэт думает о нынешнем своем положении, о том, что его не печатают, хотя в литературных кругах считают "старик известен"32, а поскольку издавать его новые произведения "страшно", его переиздают - и тут же всплывает воспоминание о "Погибших мечтаниях"33.

Диалогический роман (в прямом смысле слова), герои беседуют на знакомые темы: о рекламе и саморекламе в творчестве, о "Серапионовых братьях", о формализме, о проблемах формы и сюжета34. И загадочная поначалу фраза становится понятна: "Детективное мышление, даже и у людей, никогда не читавших детективных романов, - ядовитые газы, которые трудно истребить".35

Мешанина из партийных цитат, теоретических гипотез и культурных реалий приобретает цельность, когда читатель сравнит реплики Друга со стилем Шкловского, система ассоциаций в его рассуждениях сродни ассоциациям в поздних книгах Виктора Борисовича - Стендаль, Лев Толстой, Пушкин, Гете, Сервантес, Шекспир. И рядом афоризм в стиле Шкловского: "Микеланджело не очень был велик ростом, но он оставил после себя "Давида". И мы мерим Микеланджело по "Давиду", а не по скелету художника"36.

И даже в такой мелкой детали, как то, что Друг щупает пиджак Поэта и на ощупь определяет, что материал не ручной выработки, а фабричной, предстает Виктор Борисович, знаток ремесел и производств.

Еще один "двойной портрет", и теперь последний. Поэт, "который тоже не без проступков", и его Друг спорят, спорят. И черты их совсем смешались, непонятно, где портрет, а где автопортрет. Каяться можно вслух, а можно шептать беззвучно. Можно класть земные поклоны, вымаливая прощение у мира, а можно строить здание или покаянно писать картину37. Можно вглядываться с тревогой в зеркало, а можно смотреть в чужие глаза и видеть себя самого. Как бы то ни было, автор подводит черту - жизнь прошла.

Пора подвести черту и в этом сочинении. Три произведения, где решаются сходные вопросы, а книги вовсе не схожи. Почему? Потому что это был долгий диалог, в котором говорившие и слышали и не слышали друг друга, додумывая неуслышанное, диалог, который не был закончен. Разговор шел трудный и нелицеприятный, раздавались резкие слова, но никто никого не осуждал, потому что, как записал Вс. Иванов в дневнике: "Есть истины более достоверные, чем наши отречения".

1 Личный архив Вс. Иванова. Здесь и далее цитаты приводятся в авторской орфографии и пунктуации.

2 Шкловский Виктор. Жили-были. М., 1966, с. 427.

3 В. Шкловский родился в 1893 году, Вс. Иванов в 1892-м, т.е. фактически был взрослее на год, но из-за разнобоя в паспортных данных, а также из-за своеобразного восприятия времени в разные периоды жизни ощущение возраста у Вс. Иванова менялось, он чувствовал себя то старше, то моложе, но любопытно, что в произведениях, где он пишет о себе и Шкловском, он обязательно ощущает себя младшим.

4 Иванов В., Шкловский В. Иприт. М., 1925.

5 Со времени первого издания в 1922 году повесть переиздавалась неоднократно, в ней видели начало новой литературы, тем забавнее выглядела самопародия.

6 Книга вышла в 1923 году в Берлине и в 1924-м в Ленинграде.

7 Иванов Вс. Переписка с А.М. Горьким. Из дневников и записных книжек. М., 1985, с.с. 26, 31.

8 Чуть раньше романа, в том же 1924 году, написана повесть "Чудесные похождения портного Фокина", где пародийно представлена "литературная среда", есть полемика со Шкловским, не названным по фамилии, поминаются "братья серапионы". Себя автор изобразил в виде портного Фокина - это первый из серии литературных автопортретов Вс. Иванова. В повести отразилось настроение автора той поры, которое в "Истории моих книг" он связывал с романом "Потерянные иллюзии", вкладывая в название классического произведения глубоко личный смысл.

9 Шкловский Виктор. Гамбургский счет. Л., 1928, с. 106. В подготовительных материалах к статье "Литературный быт" Б. М. Эйхенбаум называет Есенина (близкого друга Вс. Иванова) и Шкловского как примеры "литературной личности" (см.: Эйхенбаум Б. О литературе. М., 1987, с. 522), а в другой статье сказано еще более определенно: "Он существует не только как автор, а скорее как литературный персонаж, как герой какого-то ненаписанного романа - и романа проблемного. В том-то и дело, что Шкловский - не только писатель, но и особая фигура писателя. В этом смысле его положение и роль исключительны" (там же, с. 444).


Рекомендуем почитать
Отнимать и подглядывать

Мастер короткого рассказа Денис Драгунский издал уже более десяти книг: «Нет такого слова», «Ночник», «Архитектор и монах», «Третий роман писателя Абрикосова», «Господин с кошкой», «Взрослые люди», «Окна во двор» и др.Новая книга Дениса Драгунского «Отнимать и подглядывать» – это размышления о тексте и контексте, о том, «из какого сора» растет словесность, что литература – это не только романы и повести, стихи и поэмы, но вражда и дружба, цензура и критика, встречи и разрывы, доносы и тюрьмы.Здесь рассказывается о том, что порой знать не хочется.


Властелин «чужого»: текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского

Один из основателей русского символизма, поэт, критик, беллетрист, драматург, мыслитель Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) в полной мере может быть назван и выдающимся читателем. Высокая книжность в значительной степени инспирирует его творчество, а литературность, зависимость от «чужого слова» оказывается важнейшей чертой творческого мышления. Проявляясь в различных формах, она становится очевидной при изучении истории его текстов и их источников.В книге текстология и историко-литературный анализ представлены как взаимосвязанные стороны процесса осмысления поэтики Д.С.


Поэзия непереводима

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Литературное произведение: Теория художественной целостности

Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.