Двойной контроль - [2]

Адам Гопник (The New Yorker)

Бесшабашный рассказ о любви и науке в мире, враждебном и тому и другому… Несколько сумбурный, но очень смешной.

Scientific American

Сент-Обин не только населяет свой замечательный роман правдоподобными героями, но и с привычным изяществом повествования рассуждает об эпигенетике, возрождении природы, нейробиологии, искусстве и философии, описывая кардинальные изменения в жизни трех друзей – Фрэнсиса, Оливии и Люси… Сент-Обин легко и свободно обсуждает неоднозначные представления о разуме и его преломлениях. Книга заслуживает внимания.

Publishers Weekly

Искусный, тщательно проработанный сюжет… Роман отличается интеллектуальной глубиной, сходной с книгами Ричарда Пауэрса, но подает ее в юмористическом ключе… Сент-Обин исследует человеческие слабости и бесстрашно затрагивает серьезные темы психического здоровья и психических расстройств… Эта прекрасно написанная книга заставляет о многом задуматься.

Kirkus Reviews

«Двойной контроль» – глубокомысленный роман, в котором герои экспериментируют с медициной, психологией, наркотиками, религией и медитацией, чтобы разобраться в себе и примириться с собой. Несмотря на кажущуюся заумность, книга получилась проникновенной, потому что Сент-Обин не один десяток лет размышляет над затронутыми темами.

Guardian

По накалу естественной, ни капли не натужной трагикомичности Сент-Обин не уступает Ивлину Во…

The Boston Globe

У себя на родине статус у Сент-Обина особый: он является признанным мастером пера, одним из самых блестящих знатоков английского языка, обладающим безупречным вкусом и чувством слова. По сути, Сент-Обин создал полноценную семейную хронику, адаптировав ее к нынешнему ритму жизни. Остроумие Сент-Обина во многом родственно уайльдовскому, если рассматривать письменное наследие последнего во всей совокупности – блестящего жизнелюбия молодости и горького трагизма последних лет. Влияние Вудхауза (или же просто культурное родство), несомненно, присутствует. Если же говорить о язвительности и сарказме Ивлина Во – это тот спасительный круг, являющийся настройкой по умолчанию британского менталитета и культуры…

Российская газета

Часть первая

1

Фрэнсис углубился в заросли ивняка, что раскинулись на участке рядом с домом, то отводя в стороны гибкие ветви, то проскальзывая между ними. Когда осклизлая, раскисшая тропка сменилась твердой почвой между деревьев, он зашагал увереннее и теперь замечал и октябрьский воздух, уже студеный, но все еще ласковый; и ароматы растущих грибов и напитанного влагой мха; и багряную дерзость, и желтую апатию палой листвы; и ворон, хрипло каркавших на соседских полях. Жизнь вокруг него и жизнь внутри его смешивались друг с другом, сливались то в путанице ощущений – когда он касался ветки, ветка касалась его, – то в сравнениях и уподоблениях, то, на самом краешке сознания, как лабиринт подземных ручьев или светлая сеть корней под ногами, предполагаемая, но невидимая. Это расплывчатое взаимослияние жизни, с трудом удерживаемое разумом, было основополагающим фоном для всех четко очерченных частностей, которые пытались монополизировать внимание, вот как малиновка, которая на миг опустилась на ветку перед Фрэнсисом, заставив невольно повторить крошечные резкие движения ее шеи и пригласив следовать за извилистыми петлями бреющего полета среди деревьев, шорохом возвещая о своем продвижении. Всякая форма жизни привносила в мир свои впечатления, иногда тесно сплетенные с другими, как кокон ириды-радужницы, который прошлым маем Фрэнсис заметил на одной из ивовых ветвей, иногда мельком проникающие друг в друга, как эта малиновка, которая только что присела на такую же ветку, а иногда совершенно изолированные, как колония бактерий, скрытая на антарктической скале, но все же занимающая свою нишу среди гулко свистящих ветров и вечных морозов.

К обеду в гости к Фрэнсису впервые должна была приехать Оливия. Ее визит был весьма смелым шагом для людей, мало знающих друг друга, но ни ему, ни ей не хотелось завершить прошлые выходные невнятными обещаниями о встрече в будущем, когда энтузиазм истощится, а застенчивость возрастет. На конференции в Оксфорде, еще до того, как их познакомили, между ними возникло некое подспудное взаимное влечение, ощущение не столько открытия, сколько узнавания. Оливия была очень хорошенькой брюнеткой, и ее каштановые волосы выгодно оттеняли бледно-голубые глаза, но Фрэнсиса в первую очередь привлекла ясность ее взора. Он сразу осознал, что она не просто смотрит в глаза собеседнику, как и произошло при их первой встрече, даже после того, как угаснут вежливые улыбки, обязательные при знакомстве, но не отведет взгляда ни в замешательстве, ни в смущении. Моральный соблазн такого рода делал ее физическую привлекательность неотразимой. Они провели вместе всего одну ночь, в которой, однако же, сквозила робкая напряженность влюбленности, а не искусная раскованность гедонизма.

Любопытно, как Оливия воспримет такую прогулку? Ощутит ли себя, как и он, частью паутины жизни? Фрэнсиса очень интересовало, как изучение биологии повлияло на отношение Оливии к природе. Изучение биологии предполагает убийство живых организмов, во время или после проведения соответствующих экспериментов, а следовательно, требует некоторого отмежевания от природы. «Изучаемым организмам», будь то дрозофила, мышь, собака, крыса, кошка, макака-резус или шимпанзе, не уготовано ничего хорошего. Сам он, будучи студентом, провел множество опытов – вивисекций, препарирований, намеренных заражений – на лабораторных животных, что в конце концов и заставило его обратиться к изучению ботаники. Ради чего каждому поколению студентов биологического факультета приходится ампутировать ноги лягушкам и рассматривать бьющиеся сердца распятых млекопитающих, будто их готовят к вступлению в банду злодеев, куда принимают лишь тех, кто совершил бессмысленное убийство? Бросив вызов этой традиции, он обнаружил у Витгенштейна любопытную цитату, не особо примечательную, но в то время весьма подходящую, поскольку она оправдывала его недоверие к существующим методам обучения. «Физиологическая жизнь – это, конечно, не „жизнь“. Не является таковой и психологическая жизнь. Жизнь – это Мир»