Двойной карамболь - [3]

Еще на первом курсе, чтобы не было проблем с зачетами по физвоспитанию, он записался в секцию альпинизма. Друг в то время был уже третьеразрядником. Все называли его Алтаем, он и представлялся так, потому что носил фамилию Алтайский. Мало кто помнил его имя, одно из самых банальных по тем временам. Потом у него была какая-то «история» — сняли разряд и значок. Но в горы он ходить не запретишь. Кое-кто из тех, с кем он начинал, уже загорали на международных альпинистских базах, а он месяцами пропадал поблизости от города.

И вот встреча. Алтай стоял рядом. Едва прошла зима, а у него уже были длинные, то ли выгоревшие до белизны, то ли обесцвеченные волосы, на лице здоровый шоколадный загар. Костю мутило после выпивки, а тут еще автомобили, ядовитый голубой дымок стелющий по асфальту.

— Все шляешься? — спросил он с нескрываемой завистью. — Слышал, тебя часто встречают на Массиве одного… И не надоело?

— Не надоело! — тряхнул головой Алтай и добавил с искренним удивлением: — Кроме как на Массив, никуда больше не тянет, честно.

— Алташа, — простонал вдруг Варнаков, — возьми меня с собой.

— Могу предложить обалденный траверс, — обрадовался товарищ: наверно, он как раз искал связчика. — Значит, так! На восхождение надо полмесяца…

Варнакову вспомнилось что-то белое, просторное, и сразу полегчало. Он прикинул и так, и эдак — в ближайшие дни не мог выкроить больше недели.

— Мало! — поморщился Алтай.

— В конце месяца могу еще столько же урвать.

— Идет! Сейчас сделаем заброску на Дурной — оставим там бензин, продукты, а восхождение потом.

Это был удачный маршрут — может быть, одно из самых приятных восхождений в жизни Варнакова. Перевал дался так легко, что друзья решили подтянуться ближе к хребту. Но потом, на высоте замело, да так, что пришлось ночевать на леднике, прятать груз и спускаться в город.

Жизнь продолжалась. Варнаков готовился к диплому и к восхождению. Вдруг пришло письмо. Лариса писала, что не может забыть вечер в вишневом саду, что Костя тогда ее просто напугал.

«Согласись, ты вел себя дерзко…» В письме не было ответа, но было много вздора, от которого сладко щемило сердце.

Лариса решила оставить свой премилый поселок и приехать в город, чтобы писать дипломную работу в библиотеке. «У нас такая скука…» Она уже купила билет и надеялась, что Костя встретит ее в тот самый день, когда он должен был находиться под перевалом.

В первом порыве Варнаков отшвырнул письмо — ведь все было решено. Но в голове уже вертелись слова оправдания перед товарищем.

Алтай не обиделся или сделал вид, что ему все равно.

— Вольному — воля, — сказал. — Спасибо за то, что помог сделать заброску. Теперь мне одному продуктов надолго хватит. Месяц на Массиве — это ж кайф!

— Подожди пару дней?! — неуверенно пытался уговорить его Варнаков.

Но Алтай отвечал твердо, что не любит менять решений — плохая примета. Если решил уйти четырнадцатого, то уйдет, хоть дождь, хоть землетрясение.

Лариса в назначенный день не приехала. Костя дал ей телеграмму, ждал еще сутки, думая, что она прибудет следующим поездом, несколько раз звонил по межгороду — на другом конце провода к телефону никто не подходил. На третий день трубку сняла мать или бабушка, сказала буднично, что Лариса улетела в Москву.

Прошел месяц, Алтай не звонил и не появлялся. Это было естественно. После защиты диплома Костя получил распределение в Вычислительный центр, в чем почти не сомневался. Уже перед выходом на работу он случайно встретил сестру Алтая. Она не видела брата уже месяца полтора, но не беспокоилась: он и прежде исчезал на все лето.

Время от времени Варнаков наводил справки о товарище — тот не вернулся даже к зиме. Сомнений не оставалось — друг погиб.

Одиночные маршруты для него были не в диковинку, но погиб он именно тогда, когда рядом должен был быть Варнаков.

Следующая весна выдалась ранняя: в конце марта сильно потеплело, а в середине апреля в городе стал появляться весенний дух зелени. Мать и сестра с малолетним сыном уехали: мать — в гости, сестра — в командировку. Костя сидел на балконе и читал, накинув на плечи теплую куртку. Смеркалось. Он был уверен, что не спит, видел книгу на коленях, темные полоски строчек бежали перед глазами.

Макушки тополей под окнами едва доставали до четвертого этажа, а он был на шестом. Но вот на планшир балкона легла рука, затем другая. По напряжению пальцев Костя понял, что кто-то подтягивается. Это были не обыкновенные руки какого-нибудь стенолаза и вообще человека живого. Костя мгновенно вспомнил, что видел их три года назад, когда спасатели в верховьях Громотухи грузили в вертолет труп скалолаза, больше года пролежавшего на высоте…

Варнаков дернулся от ужаса. Книга упала с колен. Никаких рук не было. Он вскочил, заглянул за планшир — глупо было думать, что кто-то без каких-либо приспособлений может подняться на его балкон.

Приснилось. Костя вошел в квартиру, плотно прикрыв за собой дверь.

Перед тем как лечь спать, зачем-то проверил входную.

Уснуть он не смог до самого рассвета. Всю ночь в полубреду переживал одно и то же: как садится в автобус, потом подходит к первому перевалу, спускается в ущелье, и снова подъем. Представлял, как ставит палатку на морене, пьет чай. Вот надвигается перевал Дурной, который они так легко прошли с Алтаем. Он похож на старинные, обитые железом ворота… И все начинается снова: автобус, переход…