Двойник китайского императора - [11]

— Аллах ее покарал, — твердила не раз в сердцах Халима, догадывавшаяся о связи сестры с мужем. С годами семья, быт, дети, давнее отчуждение мужа стушевали боль Халимы — она махнула на него рукой и жила только детьми.

Наполеона тянуло к Шарофат, как ни к какой другой женщине, хотя навязывались ему в постоянные любовницы и молодые карьеристки из комсомола, облисполкома, профсоюзов, но он знал их мысли наперед. Чувствовал он и тягу к себе Шарофат — с ним она была счастлива, он доставлял ей наслаждение, его не обманешь. Он понимал, что в их страсти таилось что-то патологическое, обоюдно патологическое, как объяснил ему один известный врач-психиатр, которому Анвар Абидович очень доверял и к которому время от времени обращался за помощью, хотя тот и жил в Ленинграде. Наверное, и впрямь патология; однажды Шарофат рассказывала, что еще сопливой школьницей, в неполных четырнадцать лет, когда ночевала у них в доме, прокрадывалась по ночам к порогу их спальни, и как волновал ее каждый вздох, каждый шорох из-за двери…

Услышав, что шум воды в ванной стих, поднялся и Наполеон. В просторной спальне у Шарофат и ее мужа, Хакима Нурматова, у каждого — свой личный гардероб. Четырехстворчатый полированный шкаф Хакима занимал стену слева; по мусульманским обычаям, предписанным шариатом, именно с этой стороны должен спать муж. Вспомнил он из шариата еще одну любопытную заповедь: если простолюдин женится на женщине из рода ходжа, что бывает крайне редко, что называется, в экстремальных условиях, то каждую ночь он должен проползти под одеялом под ногами жены, и только тогда имел право лечь рядом с ней. Вот что значит принадлежать к роду ходжа!

Анвар Абидович распахнул створку знакомого шкафа, отыскивая какой-нибудь халат, и от удивления присвистнул.

— Охо, сколько за месяц нанесли! — Он давно уже не был у Шарофат — дела, дела, комиссии, командировки.

Анвар Абидович отобрал халат, похожий на тот, в котором встретила его Шарофат, только золотые драконы паслись на черном атласе; особенно понравился ему тяжелый, витой, шелковый пояс — словно золотой цепью опоясывал.

Обилию халатов он не удивился, да и в шкафу оказались лучшие из лучших. А сколько их сложено где-нибудь в углу — сотни! Так же, как и у него дома. А куда деться? По народной традиции везде, куда ни попадешь, норовят на тебя надеть чапан или халат, а уж начальника ОБХСС области порою в день в три халата облачают.

Наполеон завязал пояс с кистями, оглядел внимательно, как и Шарофат, свое изображение в трельяже и, довольный, засунул руки в карманы и тут же моментально вынул их — в каждой руке у него поблескивала золотая монета, царский червонец; он знал, что по нынешнему курсу цена монетки — тысяча рублей.

— Хитер свояк, и он, значит, золото решил солить, — и тут же неожиданно вспыхнул. — А что же он мне, своему родственнику и покровителю, носит грязные бумажки? Приедет, разберусь…

Секунду он раздумывал, как поступить с монетами, — о том, чтобы оставить их в кармане, он и не помыслил. И вдруг, улыбнувшись, по дороге в ванную заглянул на кухню, где Шарофат уже начинала хлопотать насчет обеда.

Он подошел к ней тихо и, ласково погладив по спине, сказал:

— Вот тебе, голубушка, от меня подарок, — и разжал перед ничего не понимающей Шарофат пухлую ладошку.

У Шарофат руки оказались в масле, и он опустил монеты ей в карман, а сам, насвистывая песенку, довольный, что отделался за счет ее мужа, направился принимать душ.

Мылся он долго и с наслаждением, и все время не шел у него из головы муж Шарофат, Хаким Нурматов.

"Как же он тайком от меня начал собирать золото? — думал он. — Почему посмел так своевольничать, не поставил в известность, не согласовал?"

И вспомнил, как поднял, возвысил безродного и нищего пса, ничтожного лейтенантика районной милиции, сделал своим родственником, доверенным лицом. Теперь этот мерзавец, заполучив полковничьи погоны, тайком от него собирал золото, которое по праву должно принадлежать только ему.

Учиться в Москве они с Шарофат закончили одновременно, но Анвар Абидович настоял, чтобы она задержалась еще на два года в столице — оставляли ее на кафедре, и появилась возможность защитить кандидатскую диссертацию по творчеству поэтессы прошлого века Надиры Бегим. Так надо, сказал Анвар Абидович, и Шарофат перечить не стала.

Вернувшись домой и вновь возглавив район, Анвар Абидович не забывал о Шарофат, о том, что следует как-то определить ее судьбу и сохранить на нее права.

Однажды в застолье у начальника районной милиции, с которым он сдружился за время учебы в академии, пришла ему спасительная идея. Он спросил у полковника, нет ли среди его подчиненных заметного жениха, с одним ярко выраженным качеством — жадностью. Полковник рассмеялся, подумал, секретарь шутит, и ответил: что-что, а жадность — главная черта всех его сотрудников, и старых и молодых. Посмеялись они тогда от души, но, сообразив, что гость не шутит, он тоже всерьез сказал: надо подумать. Через три дня он показал ему одного парня и, характеризуя его, сказал: этот за деньги мать родную продаст, а отца удавит. Парнем оказался Хаким Нурматов.