Двойник китайского императора - [12]

С месяц приглядывался к нему Наполеон и понял, что парень неглупый, беспринципен до предела и действительно патологически жаден. Когда план окончательно созрел, секретарь вызвал Нурматова к себе и без обиняков спросил: не хочешь ли ты со мной породниться? Безродный лейтенант опешил, он знал: у Анвара Абидовича незамужних сестер нет, все они давно состояли в браке и имели детей, и о разводах он ничего не слышал, в ближайшей его родне ни одной хромоножки, — на иную девушку из рода ходжа он рассчитывать не мог.

Видя его растерянность, хозяин кабинета пояснил: мол, в Москве у него учится в аспирантуре свояченица, Шарофат Касымова, сестра его жены, и на каникулах она вроде видела его, и он ей понравился, и на правах родственника он решил поговорить с ним. Мол, есть и ему возможность поехать в Москву на полуторагодичные курсы работников ОБХСС, а там он может встретиться с Шарофат.

Лейтенант был неглуп, он знал, как покрывают свои шалости большие люди, выдавая своих любовниц и блудливых дочерей замуж за покладистых людей, обещая им свое покровительство. Здесь он сразу почувствовал подобное.

Конечно, лейтенант знал Шарофат, учился с ней в школе, в параллельном классе, видел летом, какая она красивая и важная стала, пожив столько лет в Москве; прямо француженка, как сказал кто-то из его сослуживцев. Видя его колебания, Наполеон обронил как бы случайно: если будешь хорошо учиться, сразу после окончания станешь начальником ОБХСС района. Нурматов на меньшее и не рассчитывал — через неделю он уехал на курсы. Из Москвы он вернулся капитаном и с женой.

С тех пор Анвар Абидович и опекал мужа Шарофат, держал его рядом с собой, а став секретарем обкома, доверил ему пост начальника ОБХСС области. Надо отдать должное, проблем с Нурматовым у него не возникало: он знал свое место и понимал, за что ему выпала величайшая милость, догадывался, что любое его ослушание будет стоить ему не только выгодной должности, без которой он себя уже не мыслил, но и жизни — при желании на полковника можно было каждый день по три дела заводить.

Но вот золото в карманах его халата не давало покоя — Наполеон сам любил золото именно в монетах. Сколько же он смог уже накопить червонцев, и не означает ли сей факт, что Хаким вышел из-под контроля?

"Ну монеты-то я у него все до одной отберу — золота в области не так много, чтобы я мог терпеть еще одного конкурента", — решил он вдруг и повеселел.

Распаренный после горячего душа, надушенный парфюмерией полковника, Анвар Абидович появился в столовой.

— Ну и нагулял я аппетит, милая, где моя большая ложка? — сказал он, озоруя, с порога.

Шарофат, поджидавшая его за накрытым столом, всплеснула руками.

— Ну настоящий китайский мандарин, только тонких обвислых усов не хватает. Вон посмотри — на вазе изображен твой двойник.

В углу столовой стояла высокая трехведерная напольная ваза-кувшин старинного фарфора; с нее почти в полный рост Анвара Абидовича был изображен улыбающийся китаец с бритой головой и в таком же халате с золотыми драконами на черном атласе. Шарофат тонко понимала антиквариат — не зря семь лет прожила в Москве.

Анвар Абидович с улыбкой рассматривал двойника, затем встал в обнимку с кувшином, словно позируя для фотографа, и Шарофат ничего не оставалось, как сбегать в соседнюю комнату за "Полароидом" и сделать моментальный цветной снимок. Сходство с моделью художника так поразило секретаря обкома, что он долго не выпускал фотографию из рук, любовался, спрашивал:

— Как ты думаешь, это император? — И сам же подтвердил: — Да, похоже, очень похоже, но только мне не нравится мандарин, уж лучше китайский богдыхан, верно?

И оба весело рассмеялись.

— А где же выпивка? — спросил затем строго Анвар Абидович, оглядев стол.

— Ты разве не пойдешь на работу? — обрадовалась Шарофат.

— Нет, золотая, не пойду и вообще сегодня остаюсь у тебя на всю ночь. Имею я право загулять, как поступают мои верноподданные?

У Наполеона начинался кураж — Шарофат чувствовала это и поспешила к домашнему бару, и тут же подкатила к столу звенящую дорогими бутылками тележку с напитками. Анвар Абидович читал редко, только газеты, да и то без чего нельзя было обойтись, занимая такой пост. Но когда-то, во время учебы в академии, он наткнулся то ли в поваренной книге, то ли в романе из светской жизни на указание, что к малосольной семге хороша охлажденная водочка, к севрюге горячего копчения и вообще к рыбе — белое вино, к мясу и дичи — красное, а к кофе требуются ликер и коньяк, — это он запомнил на всю жизнь и требовал на всех застольях соблюдать этикет. Из-за стола, где он оказывался тамадой, редко кто выходил трезвым.

Сегодня в обкомовском буфете была семга, нежная, розовая, жирная, и обед начали с водочки. Выпив, неспешно закусив, Анвар Абидович, как бы между прочим, спросил Шарофат в надежде, что потянется ниточка к золотым монетам, к которым пристрастился ее муж:

— Как, Хаким не обижает?

Никогда прежде он о нем не расспрашивал, не интересовался, словно того и не существовало, и вдруг такая забота. Простой человеческий вопрос несколько смутил Шарофат, и она ответила вполне искренне: