Двойная жизнь Алисы - [56]

Понимаю. Я была счастлива оттого, что меня выбрали. А Париж и «Ритц» мне пофиг.

— Еще кое-что. У папы жуткое чувство вины передо мной, что он ничего не добился: вундеркинд, гений — и вдруг остановился и… все. Для обычного человека нормально быть доцентом, кандидатом наук, но для папы это полный провал. У него передо мной чувство вины, что я могла бы быть дочерью настоящего ученого, жить в Оксфорде, а не в Купчино. И у меня были бы друзья. Вот — все равно все сводится к друзьям! Он чувствует свою вину, а я его за это жалею. И мне его жалко, что он прожил недостаточно хорошую жизнь, он достоин большего!.. Да я бы весь мир прошла и принесла бы ему, что ему надо! Мне его так жалко, как будто с меня кожу сдирают, понимаешь?

Умом понимаю, а так нет. Она жалеет его за то, что он жалеет ее… Я слушала Ирку и вдруг заплакала.

Она подумала, что я плачу от жалости к ее папе. Нет. Я просто вспомнила сон, который я иногда вижу. Во сне я сижу на коленях у своего отца. Мы пьем чай, и вдруг я роняю чашку, и на нас летят горячие брызги. Мы оба плачем. Вот и весь сон.

Я бы его не узнала, я ведь его с трех лет не видела. Не видела, не видела… Он оставил меня, как чемодан, который не пропустила таможня, и улетел, и никогда не вспомнил. Конечно, у меня мама крокодил, она не разрешила бы ему меня видеть, но ведь я с десяти лет одна хожу по улицам, он бы мог мне за эти годы хоть письмо передать, хоть открыточку… Я и во сне так и не увидела его лица. Прямо какой-то Фрейд невыносимый.

— Я ни за что его не разочарую!.. Он все повторяет: «Это успех, молодец, я горжусь тобой…» Другие отцы гордятся, что их дети побеждают в конкурсах, завоевывают призы, а он… для него успех — это сраное приглашение!.. Ужас, да?

Да. То есть нет, не ужас. Иркин папа такой тихий — грядки, «форд-фокус», ипотека и ничего интересного… А внутри у него пылает жизнь, полная страстей, как в романе.

Вот мне урок: никогда не думай, что ты знаешь. И никогда не называй никого предателем, это глупо и самонадеянно: то, что тебе кажется предательством, это всего лишь звено цепочки, и начало ее — боль в душе предателя.

— И если ты думаешь, что я из-за какой-то ерунды откажусь от этой поездки, которая так для него важна… Для него это будет мой провал… и он будет на меня смотреть непонимающим взглядом, как будто его ударили, как будто это его никуда не зовут… будет смотреть на меня таким взглядом, как будто он мне ребенок, а не папа… Из-за какой-то ерунды! Если ты так думаешь, то…

Какая-то ерунда — это я.

Но ведь это правда, я — ерунда. По сравнению с Иркиным папой, который ночами думает, вдруг Ирка — изгой. Боже, как все сложно с этими папами! Лучше неродной, как у меня, его можно просто любить и получать подарки. А с родным отцом слишком психоаналитические отношения: то он тебе папа, то он тебе ребенок.

Лучше бы я этого не знала! Мы с Иркой больше не будем дружить, после такой откровенности не дружат и даже не смотрят друг на друга. Не надо мне было хотеть все знать.

И еще — не все в жизни про меня.

Вот про Катю. Если что, Катю тоже жалко.

Она только что была в Риме. Все завидовали, что она сорвалась и в Рим улетела на выходные. Ее отец позвал в Рим, хотел приехать и побыть с ней два дня. Но не приехал. Катя была там одна, несчастная. Она сказала, что отец отель отменил — забыл, что Катя-то прилетела… Забыл про Катю… Кому сказала? Ирке. Даже Кате иногда нужно с кем-то поделиться, а с Иркой она совсем не дружит. Всем иногда нужно поделиться, лучше с тем, с кем совсем не дружишь.

— Прикинь, она пришла в отель, а там «мы вас не знаем» — офигеть! Она могла ему позвонить, конечно, но не захотела. Всю ночь просидела на мосту Сант-Анджело. Сидела на мосту через Тибр с бутылкой вина, с бездомными и собаками, бездомные — с собаками, она — с бутылкой. Сказала: «А что, с этого ракурса тоже интересная жизнь».

Мост Сант-Анджело ведет к замку Сант-Анджело и в Ватикан.

— А ты что ей сказала?

— Я удивилась, чего это она так разоткровенничалась, и от неожиданности сказала: «А мой папа — совсем как ребенок».

— А она что?

— Она сказала: «А мой папа — мудак».

Ирка кое-что сделала. Отомстила Кате. Ирка хороший человек, не плохой, и Катя не плохой, — все это из-за других людей, из-за их отцов.

— Она у меня увидит… все уже знают, что отец ее забыл, что она под мостом сидела, своему отцу не нужная… Я хотя бы своему папе нужна, я для него — главное в жизни.

— Но она тебя возненавидит за слив. Отменит твое приглашение, твой папа расстроится, разве нет?

— Она не узнает, кто слил.

— За что ты с ней так? Она ведь переживает, что у нее отец мудак.

— Мне пофиг… За что? А за тебя! Я ее ненавижу, я ей отомстила — за тебя.

Ирка сказала «за тебя», а хотела сказать «за моего папу». За то, что чужая Катя дала ее папе счастье, которое сама Ирка дать не может. Получается, что посторонний человек владеет жизнью ее папы.

Прямо беда с этими папами.

Письмо Рахили

Дорогая Алиса,

отстаньте вы от этой тайны холстов! То есть я хотела сказать: оставьте вы эту тайну холстов.

Я против! В смысле, я не согласна, что разгадка тайны кроется в 30-х годах, когда была написана картина.