Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века - [50]
А.И. Дельвиг писал, что С.Х. Зуев с женой очень баловали детей и ничего путного из них не вышло: сын Леонид пьянствовал, женился на дворовой девке, а дочь Марья разошлась с мужем[492]. Примечательно, что автор делает акцент на поведении людей в семье (не на службе, не в свете) для описания их нравственных качеств.
В.А. Вонлярлярский в «Соседе» так представляет читателям избалованного ребенка: Ваня десяти лет одет в каску как драгун, носит игрушечную саблю, обращается к отцу «ты», «папаша». Тычет пальцем в пожилого, богатого и уважаемого родственника; гостю, который ему почему-либо неприятен, говорит: «Не хочу быть ласковым с таким гадким», дерзит всем, кто ему не опасен, и уверен, что все ему сойдет с рук. Его никогда не наказывают серьезно, отец ограничивается угрозами (иногда говорит сыну: «Молчи, молчи, вот я тебя, да еще таких задам» и т. п., но на деле никогда не исполняет обещанного), оттого сын ничего и не боится. В то же время старшая дочь, Аглая, за обеденным столом не смела возвысить голоса, хотя ей было уже 18 лет[493].
А.И. Герцен писал, что на половине отца ребенком держал себя чинно, у матери же кричал и шалил сколько душе угодно. Отец баловал его лет до десяти, после был им почти всегда недоволен[494] – хотя связано это было не с продуманной системой воспитания, а скорее с особенностями характера.
В основном же в дворянских семьях принята была строгая система воспитания. Детей водили к родителям здороваться и прощаться, благодарить за обед. Дети целовали родителям руки и не смели говорить им «ты». Писатель В.А. Соллогуб вспоминал, что мать его детьми своими никогда не восторгалась и не ласкала, но всегда верно ценила их хорошие и дурные стороны. За такое воспитание Владимир Александрович был родителям весьма признателен[495]: «В то время любовь к детям не пересаливали. Они держались в духе подобострастия, чуть ли не крепостного права, и чувствовали, что они созданы для родителей, а не родители для них»[496].
Некоторые отцы были и вовсе деспотами для своих детей. Такое поведение обществом тоже осуждалось, но напрямую в воспитательный процесс никто не вмешивался. Например, М.С. Николева так рассказывает о семье Николая Петровича Воейкова: «Одна из девочек, болезненный ребенок лет пяти, часто плакала и, если это случится в присутствии отца, то, чтобы заставить ее молчать, он выльет, бывало, ей на голову ведро холодной воды. Дети боялись его страшно». Отец вел весьма разгульный образ жизни, и мать не могла нанять для своих дочерей гувернантку, так что они «выучились только танцевать, а мать не жалела для них нарядов»[497]. Правда, имея хорошее приданое, они все сделали со временем приличные партии.
В воспоминаниях Е.И. Раевской говорится о странном, на взгляд рассказчицы, отношении графа Алексея Орлова к дочери Анне: если приходил дорогой ему гость, то он, выражая свое почтение к нему, заставлял свою дочь мыть полы. Перечить отцу графиня не смела[498]. В начале XIX века широко обсуждалась нашумевшая история тайного советника В.М. Попова, избившего свою дочь за то, что она не захотела примкнуть к секте хлыстов, к которой принадлежал он сам[499].
Отношения матерей и дочерей тоже были не всегда основаны на взаимном уважении и доверии. Так, например, мемуаристка Е.А. Сабанеева вспоминала, что А.Е. Боборыкина, несмотря на любовь к дочери, была с ней очень строга, чем удивляла общество. Как-то раз в чужом доме дочь Полина ей чем-то не угодила, и мать на виду у всех дала ей громкую пощечину. Поэтому Полина, повзрослев, и не могла быть с нею откровенной[500].
Власть родителей над детьми не прекращалась и после вступления последних в брак или поступления на службу, хотя, разумеется, несколько ослабевала. Если взрослые дети проживали совместно с родителями, то могли по своему вкусу оформлять свои комнаты, принимать гостей отдельно от родителей, иметь собственных слуг[501].
Чтобы воспитание приносило ожидаемые плоды, родителям следовало быть согласными между собой в манере воспитания, чаще бывать с детьми, обходиться с ними сообразно их возрасту, не жалеть на воспитание денег, быть беспристрастными и уважать педагога, чтобы тот пользовался авторитетом и в глазах ребенка[502]. Публицист Н.И. Греч писал, что главное в воспитании – «образование ума и сердца, а не наполнение памяти. Научите юношу правильно мыслить и судить, внушите ему любовь к занятиям, любовь к наукам, к истине, к изящному, и если он одарен от природы понятливостью и памятью – ему довольно этого воспитания»[503].
Мальчиков и девочек воспитывали по-разному. Телесные наказания практиковались в некоторых семьях, но это не считалось оскорблением, так как было широко распространено; к девочкам телесные наказания применялись значительно реже, чем к мальчикам. Князь В.П. Мещерский вспоминает: «В деревне мы с братом украли на оранжерее дыню; пятна на рубашках нас выдали; мы сознались, но наш отец, сказавши нам, что кража есть страшный грех, – подверг нас наказанию розгами и переполнил наши детские души ужасом и страхом к этому преступлению»[504]. Однако розги у Мещерских применялись в крайних случаях – за другой проступок мать объяснила сыну с «глубоким чувством», как нужно поступать. Князь П.А. Вяземский вспоминал, что и его за подобное преступление отец сам наказал розгами
