Дворец райских наслаждений - [276]

Генри не обратил внимания на нищего, сидевшего на углу Японского посольства. Пропустив вперед рикшу, нищий скачками понесся вслед за ним.

* * *

Аиртон простыл и не выходил из комнаты. Кое-кто из бессердечных сухарей решил, что он захворал неспроста. Например, очень много миссионеров были бы рады узнать о резне в Шишани побольше. Некоторые из журналистов, прибывших в Пекин вместе с союзными войсками, чувствовали, что рассказ доктора скрывает в себе настоящую сенсацию. Многие вопросы по-прежнему оставались без ответа. Особенно всех интересовало, каким образом семейству Аиртона удалось избежать гибели, которая не обошла стороной остальных европейцев, проживавших в городке. Поначалу к спасшимся от зверства боксеров испытывали искреннее сочувствие, особенно учитывая всем известные чудовищные лишения, выпавшие на долю семьи Аиртонов во время их побега. Однако Аиртон, Нелли и Элен продолжали хранить молчание, и со временем старые друзья семьи, такие, например, как Джилспи, встали на сторону несчастных и, услышав упоминание о Шишане, тут же переводили разговор на другую тему. Аиртона никто ни в чем не упрекал, однако многие считали, что главе христианской миссии, подобно капитану тонущего корабля, следовало оставаться на своем посту до конца. Старые миссионеры прихлебывали чай и качали головами. Молодые викарии, которым только предстояло начать миссионерскую деятельность, читали проповеди о том, какого самоотречения требует их служба и сколь ясно следует помнить о слабостях, в силу которых человек может поддаться искушению и не выдержать уготованного Всевышним испытания. Американские миссионеры были довольны, и их удовлетворение ни у кого не вызывало недоумения. Одна из протестантских организаций выпустила брошюру в траурной рамке с нарисованными от руки картинками, изображавшими коленопреклоненных молящихся людей со свечками в руках. К людям из-за облаков протягивали руки ангелы, а в самом центре страницы были напечатаны фотографии Бартона Филдинга и Септимуса Милуорда. Следовавший за картинкой текст не упоминал ни об Аиртонах, ни о католических монашках.

Ничего не менял даже тот факт, что Аиртонов сопровождала молодая, привлекательная и удивительно немногословная вдова миссис Кабот. Будучи супругой одного из мучеников (пусть Том и не был миссионером, все знали, что он — настоящий джентльмен, окончивший государственную школу, взращивавшую своих воспитанников в строгих христианских традициях), следовало ожидать, что миссис Кабот и ее дочь тоже могут рассчитывать на сочувствие и даже на отблески мученического ореола, однако, помимо невысказанного вопроса о том, каким образом ей удалось избежать смерти, сплетники то и дело судачили о ее странной дружбе с отвратительным мистером Меннерсом, который также каким-то чудесным манером умудрился спастись от гибели.

По сути дела, от всей этой истории шел запашок, и через некоторое время, несмотря на несомненную праведность и святость, явленную такими благородными людьми, как Милуорд и Филдинг, при разговоре о несчастных, принявших мученическую смерть во время боксерского восстания, сплетники взяли за привычку судачить о резне в Тайюаньфу и Баодине, в которой не выжил никто, а о Шишане упоминать лишь вскользь или же и вовсе помалкивать.

Если Нелли и Элен и было известно о воцарившихся в обществе настроениях, то они ничем этого не показывали. Все десять дней в Пекине они ходили по рынкам, накупали шелка, гуляли с взятой напрокат детской коляской по храмовому парку Житань, осматривали с детьми Запретный город, Храм Неба и прочие императорские владения, взятые под охрану союзными войсками и открытыми, с самого снятия осады, для публики, вернее, для каждого европейца, изъявлявшего желание их посетить.

Как правило, Генри Меннерс отправлялся с ними на прогулку и, хромая, старался не отставать. Наблюдательный человек непременно бы заметил грустное выражение его лица, пропадавшее, лишь когда Генри бросал взгляд на коляску, в которой лежала надежно спеленатая Катерина, с удивлением взиравшая на проплывающий мимо нее мир. На эти краткие мгновение глаза Генри горели любовью, странным образом мешавшейся с тоской, но стоило ему отвести взгляд, как на лицо тут же возвращалось прежнее мрачное выражение. Джордж и Дженни, радостно гомоня, неслись вперед с весельем щенков, спущенных с поводка. Время от времени к ним присоединялся Генри. Как когда-то в сгинувшем навсегда чудесном мирке города Шишаня, он сажал на широкие плечи хихикающую Дженни, однако теперь, чтобы поднять девочку, ему приходилось приложить заметное усилие. Иногда он доставал из кармана гостинец Джорджу — резную печать, камешек причудливого окраса или формы, а однажды кусочек черепицы в форме драконьей головы. Казалось, Генри чувствовал себя гораздо легче в компании детей, нежели взрослых. Когда дети убегали вперед, Генри оставался вместе с Нелли и Элен. Они почти не разговаривали, и лишь время от времени обменивались ничего не значащими фразами о погоде, восхищались шедеврами архитектуры или же обсуждали, куда пойдут на следующий день. Не было ни напряжения, ни чувства неловкости. Тишина дышала покоем. Все уже было сказано, и они радовались, что теперь могут просто гулять как старые друзья.