Дворец райских наслаждений - [274]

— Быть никем, — безжизненно произнесла Элен, склонив голову. — Быть такой, как все. Быть самой собой. Провинциальной простушкой. Поверь, Генри, я буду тебе плохой женой. Ты не обретешь со мной счастья. Я тебе надоем, я утяну тебя на дно, ты станешь со мной тосковать, а это для меня невыносимо.

— Я вообще-то рассчитывал, что ты, наоборот, вытянешь меня со дна, — прошептал Генри. — Вы с Нелли считаете меня героем и образцом совершенства. Но, положа руку на сердце, должен сказать, что я совсем не такой. Я хочу жить обычной жизнью.

— Генри, в тебе все необычно. Все. Дай-ка я тебе кое-что скажу. Когда ты погиб, вернее, доктор сказал нам, что ты погиб, я испытала только облегчение. Облегчение — слышишь? Потому что знала, теперь мне не нужно тебя дальше любить. Доктор Аиртон считал, что настроил меня против тебя, наврав с три короба, что ты подстроил мое изнасилование, и поэтому не удивился, когда я, узнав о твоей смерти, не выказала ни ужаса, ни отчаяния. Но подлинная причина была в другом. Я ни на мгновение не поверила Аиртону. Он ненавидел тебя из зависти, из-за того, что ты вечно выставлял его дураком. Я не стала плакать о тебе вовсе не потому, что поверила Аиртону. Я испытала облегчение. Огромное облегчение. Когда тебя не стало, я почувствовала, что, может быть… может быть, мне удастся зажить прежней скучной, унылой жизнью. Внутри меня двигался твой ребенок — большего мне было не нужно. Я чувствовала, что смогу вырастить и воспитать его в любви. Он не будет от меня требовать того, что требовал ты…

— Элен, ты вообще понимаешь, что несешь? Требовал? Чего я от тебя требовал?

— Ничего, — просто ответила она. — Ничего. В этом-то вся и беда. Я была тебе не нужна. Каждые пять минут ты спасал мне жизнь. Как я могу стать женой человека, который постоянно спасает мне жизнь, причем самым что ни на есть благородным образом? Старина Том. Он просто отправился на казнь и стал мучеником. Но ты был самим совершенством и принес в жертву всех, кто тебя окружал. Знаешь, когда меня насиловали, а ты сидел привязанный к столбу кровати, знаешь, Генри, на кого ты был похож? На Христа. На Иисуса, распятого на кресте. В твоих глазах я видела отражение собственных мук. Как я тебя тогда ненавидела. Ненавидела. Ненавидела… — Плечи девушки затряслись, и она начала всхлипывать.

Генри вытащил из кармана платок и протянул его Элен:

— Ну будет тебе, милая, перестань. Вот, возьми. К чему устраивать сцену?

Наконец Элен успокоилась и громко высморкалась. На этот раз уже Генри взял ее за руки, и девушка не отстранилась.

— Я же справилась, — прошептала она, — справилась. Ты мне приснился, там, в степи. Такой чудесный сон. Мы занимались любовью, потом попрощались, и с тех пор я жила спокойно.

— Опять сны, — вздохнул он.

— Да, Генри, сны. Может, все это был лишь сон?

— Только не для меня.

— Теперь у меня есть ребенок. Я стала матерью. Теперь мне есть о ком заботиться. Ты обязательно должен увидеть Катерину. Она такая красивая, такая маленькая, такая беззащитная.

— С удовольствием, — ответил Генри, и что-то заставило его добавить: — Мне, право, хочется поглядеть на дочь Тома Кабота.

— Тебя это задевает? — спросила она. — Но ведь я должна была выйти за него замуж. Он из моего круга. Я не такая благородная, добрая и великодушная, как Том, но я могу ей стать. Я хочу ей стать. Теперь, во всяком случае, у меня есть шанс. По крайней мере, я могу притворяться, но это не будет ни кривлянием, ни лицемерием. Я ведь на самом деле такая. Скучная. Провинциальная. Пусть я завоевала право на эту жизнь обманом, но ничего другого мне не нужно. Я уверена, что именно такой жизни хотел для меня Том. Не скажу, что она, в отличие от твоей, будет особо захватывающей и веселой, но с меня довольно веселья. Сон кончился. Праздник завершен.

— Элен, Катерина — не сон. Я ее отец. Господи Боже, в жизни не слыхал такого вздора. Ты меня любишь и, значит, ненавидишь, и ты собираешься стать вдовой Тома, потому что в этом твое подлинное естество. Что с тобой, Элен? Я не могу уследить за твоей мыслью.

— Тебе не кажется, Генри, что мы перед Томом в долгу? — нахмурилась Элен. — Мы сделали ему очень больно.

— Честно говоря, нет, не кажется. Мы ему ничего не должны. Грубо говоря, милая, ты спала со мной, а не с ним. Он погиб, а я жив. Господи, мы же любим друг друга, почему же ты не хочешь с этим смириться? Забудь о прошлом. Если тебе проще, называй его сном. Давай смотреть в будущее. Мы ведь можем быть вместе, можем, ты это прекрасно знаешь.

Элен отпустила руки Генри, которые все это время сжимала.

— Генри, как же я тебе сделала больно. Ты так ожесточился.

— Не знаю, не знаю, — растягивая слова, ответил он. — Не понимаю, на что ты сетуешь. Не каждый согласится, чтобы его ребенок носил фамилию другого мужчины. — Стоило Генри произнести эти слова, как он тут же осознал всю свою глупость.

Элен печально покачала головой:

— Поздно, Генри. Сделанного не воротишь. Родители Тома ждут не дождутся, когда увидят внучку. На следующей неделе мы едем на поезде в Шанхай, а оттуда на пароходе домой. Я уже согласилась составить компанию Аиртонам. Мы вместе поедем в Шотландию. Надолго. Ты знаешь, у них там двое детей. Доктор и Нелли говорят, что потом вернутся в Китай. А я… а я — не знаю.