Дворец райских наслаждений - [253]

— Видите? Он умер, так и не почувствовав боли, а на землю не пролилось ни одной драгоценной капли крови. В следующий раз забьете овцу сами. Я вас научу.

Но Дженни и Джордж замотали головами и убежали прочь. Конечно же, потом они научились и забивать скот, и многим другим вещам. А теплые летние деньки сменились осенью, и в степи подули первые холодные ветра.

Для Нелли и Элен дни, проведенные у Орхона, были временем тиши и покоя. Они с удовольствием взялись за работу по хозяйству, готовили, мыли, доили овец. Они быстро подружились с добродушной Сарантуей, которая их приняла как родных сестер. Сперва им было сложно объясняться, в отличие от мужа Сарантуя вообще не говорила по-китайски, но женщины быстро нашли выход из положения. Они общались с помощью жестов, корчили рожицы, рисовали картинки на земле и весело хохотали, каждый раз пытаясь понять, что они означают. Через некоторое время Нелли и Элен выучили несколько фраз по-монгольски и худо-бедно смогли беседовать с Сарантуей. Они обнаружили, что она умная женщина и, точно так же как муж, преисполнена житейской мудрости и веселого, легкого отношения к жизни.

У женщин тоже был свой распорядок дня. Особенно им нравилось отправляться после завтрака на реку. Там они набирали воду в медные кувшины, а раз в неделю стирали одежду. У них всегда было время для шуток и сплетен. Сарантуя была женщиной простой и открытой и, ничуть не смущаясь, задавала им самые личные вопросы. Нелли с Элен отвечали ей тем же. Сарантуя с гордостью наблюдала за растущим животом Элен. Нередко она начинала гладить его рукой, а иногда прикладывала к нему ухо, в надежде услышать, как шевелится дитя. Когда Сарантуя в первый раз почувствовала, как ребенок толкается, она закричала от восторга и, кудахча, схватила Элен за руки, а по ее щекам текли слезы радости. Через несколько дней она пришла к выводу, что у Элен будет девочка. Сарантуя провела руками по животу Элен, указывая на его округлость. Потом она нарисовала на песке женщину с более вытянутым чревом, а рядом с ней маленькую фигурку с огромными мужскими достоинствами. Потом она перечеркнула обе картинки, накарябала девочку и, широко улыбнувшись, указала на Элен. Нелли и Элен догадались, что если у беременной женщины живот круглый, она родит девочку, если более вытянутый — мальчика, и теперь, когда значение рисунков стало понятно, они весело захихикали вместе с Сарантуей.

Однажды Нелли с помощью жестов и нехитрого запаса монгольских слов спросила у Сарантуи, есть ли у нее и Орхон Баатара дети, и если есть, то где они. Сарантуя печально улыбнулась, показала на свой живот и резко махнула рукой. Она была бесплодна. Нелли и Элен не могли скрыть смятения и растерянности, но Сарантуя взяла их за руки и объяснила, что им не о чем печалиться: они с мужем давно уже с этим смирились. Потом она показала на далекий холм, по склону которого скакали дети и Орхон Баатар.

— Орхон Баатар, — произнесла она и похлопала по сердцу. — Чжей-ни. Чжорчж. Как наши дети. Дети Орхон Баатара. Он очень радуется Чжорчж и Чжей-ни, — она улыбнулась, и в ее карих глазах едва заметно мелькнула тень навернувшихся слез.

Нелли неожиданно поняла, что за беда омрачала простую жизнь Орхон Баатара и Сарантуи, и поняла, что, быть может, в этой трагедии кроется один из ответов на вопрос, почему их здесь приняли с таким теплом. Поддавшись порыву, Нелли заключила Сарантую в объятия. После этого разговора Сарантуя стала ей еще ближе, если это вообще было возможно.

Сарантуя никогда не расспрашивала Нелли лишь об одном: о ее отношениях с мужем. Они вообще практически не разговаривали об Аиртоне. Время от времени они видели, как он, поникнув, бродит по холмам. Он старался держаться в стороне ото всех и присоединялся к остальным лишь за ужином. Доктор сидел молча, ссутулившись, ожидая, когда Орхон Баатар нальет ему стакан нэрмэла, кислой водки из кумыса, в которой Аиртон каждый вечер искал забвение. Порой Орхон присоединялся к доктору и пил с ним наравне, однако оба при этом хранили молчание. Орхон чуть ли не с нежностью смотрел на замкнутого, погруженного в ступор доктора. Казалось, алкоголь на Баатара не действует вовсе. Иногда ему не хотелось пить, и он просто отдавал весь кувшин доктору. Тогда Аиртон сидел спиной к плетеной раме юрты и глотал нэрмэл, а Орхон развлекал остальных разговорами, смешными историями, бренчал на эрху или же пел в полный голос грустные, заунывные песни кочевников.

Элен была очарована Орхоном Баатаром.

Когда она, вынырнув из забытья, раскрыла глаза, первым делом увидела его лицо. Она ясно помнила выражение его глаз: таких теплых, таких понимающих. Они лучились покоем и сразу внушали доверие. Сначала она подумала, что умерла, а склонившееся над ней лицо принадлежит ангелу или демону. В чертах кочевника, в загнутых вниз краешках губ, кривых зубах, клочковатой бороде, луноликом лице, иссеченном морщинами, словно жабья кожа складками, действительно сквозило что-то демоническое. На лице пролегли тени, которые отбрасывало пляшущее пламя костра. Она никогда прежде не видела такого лица. Оно было совсем чужим, едва ли человеческим, но глаза… Глаза лучились мудростью. Именно такими она представляла глаза ангела. На Элен смотрели глаза доброго человека, и инстинктивно девушка ощутила, что с ним она будет в полной безопасности. Она почувствовала, как он положил руку на ее лоб. Ладонь была теплой, кожа немного грубой, но прикосновение показалось девушке удивительно нежным. Глаза нависшего над ней незнакомца закрылись, а освещенное огнем лицо приобрело бесстрастное выражение, будто его обладатель погрузился в транс. Она услышала, как он заговорил глубоким, рокочущим голосом, который, должно быть, исходил из самого горла мужчины, поскольку его губы почти не двигались. Несмотря на то, что Элен не понимала ни слова, ей показалось, что незнакомец произносит заклинание. Через некоторое время она почувствовала, как ладонь на ее лбу становится горячей, обжигающие горячей, однако, как ни странно, ощущение было приятным. По телу разлились умиротворение и нега, и вскоре она провалилась в сон без сновидений. Пробудилась она уже в юрте. Ей все еще хотелось спать, она чувствовала голод, приятную истому, наполнявшую каждую клеточку ее тела, и жизнь, новую жизнь, пульсировавшую внутри ее тела. До нее донеслись знакомые голоса.