Дворец райских наслаждений - [251]

Нелли удивляла одна вещь. С тех пор как они сошли с поезда, Элен ни разу не заикнулась о Генри Меннерсе, хотя порой с нежностью и даже юмором упоминала Тома. Нелли знала, что Элен известно о смерти Генри. В первую же ночь у костра Эдуард описал ужасную картину, представшую перед ним в вагоне мандарина. Нелли сама была поражена злодейством, совершенным Генри, и рассчитывала, что Элен кинется его защищать или же хоть как-нибудь выразит протест или, по меньшей мере, горе, но девушка лишь слушала, низко опустив голову. Больше о Меннерсе не вспоминали. «Ну что ж, — думала Нелли, — может быть, оно и к лучшему». Они всем скажут, что ребенок — от Тома. Быть может, имеет смысл соврать, что Элен была замужем за Каботом. Как это ни печально признать, но теперь их слов было некому опровергнуть. Нелли искренне верила, что, если бы Том не принял мученическую смерть, он бы наверняка совершил благородный поступок и взял Элен в жены. Пока в жизни девушки было только двое мужчин, и провидение склонило чашу весов в пользу самого достойного из них, а Генри Меннерс в самом конце своей подлой жизни совершил поступок, ярко продемонстрировавший, какой он на самом деле негодяй. Нелли было грустно, Генри ей нравился, порой она им даже восхищалась, но предательство, которое он совершил, простить невозможно. И тем не менее удивительно, с какой легкостью Элен заставила себя о нем забыть.

О чем она только думает? Нелли приподнялась на локте. Что же это она? Улеглась поспать у прудка? Ведь скоро опустится вечер, а ей надо скорее отнести воду своей изнывающей от жажды семье. Если она станет мешкать, Элен несуществующий муж уже не понадобится. Да если и поторопиться… Нелли боялась, что девушка долго не протянет. Пусть сейчас произошло чудо и ей удалось отыскать воду, но этого, к сожалению, мало.

Измученное тело протестовало, женщине очень не хотелось уходить от прохладного прудка, но она заставила себя сесть и наполнить бурдюк. «Бедняжки, — подумала она. — Дженни и Джордж, наверное, сходят с ума от жажды. Ничего, я скоро приду». На сегодня воды в бурдюке хватит. А завтра она приведет их сюда. Быть может, Джорджу удастся поймать сурка — эти маленькие зверьки с белым мехом в изобилии водились в этой глуши. Их усатые головки то и дело появлялись над холмиками. Сперва сурки приводили скитальцев в восторг и умиление, а потом начали раздражать. Зверьки держались на расстоянии, и их было никак не поймать. Нелли представила горячее жаркое, и ее рот наполнился слюной. Она закрыла глаза. Довольно. Так она сойдет с ума. Она склонилась, взяла бурдюк и потащила его за собой. Сделав два шага, она замерла.

На траву, освещенную вечерним солнцем, легли тени, но ту черную тень, что она так ясно видела перед собой, отбрасывали не холм и не туча. Решив, что ей мерещится, она повернулась. На мгновение ее ослепило солнце. Совсем рядом с ней высился силуэт человека. Сидевший на маленьком пони незнакомец был низкого роста и крепко сбит. В руках он сжимал поводья еще одной лошади. За плечами у мужчины висело ружье, на голове красовалась залихватски заломленная меховая шапка. Он был одет в подобие долгополой туники, доходившей до верхнего края сапог. Как только глаза привыкли к солнечному свету, она увидела, что незнакомец ей улыбается.

В выражении его лица сквозило что-то невероятно доброе, и Нелли тотчас же почувствовала облегчение.

* * *

Дети на всю жизнь запомнили месяцы, которые они провели в гостях у Орхон Баатара. Это было золотое время. Каждое утро, когда темное небо в маленьком отверстии, проделанном в потолке гэра, войлочной юрты, в которой все они спали, начинало бледнеть в свете нарождающегося дня, они просыпались и видели перед собой полненькую Сарантую, жену Орхон Баатара, подкладывавшую в печку сухой навоз. Сам Орхон Баатар вставал еще раньше и, с осторожностью переступив через спящих людей, отправлялся выпускать из загонов овец и приводить в порядок коней. Через некоторое время деревянные двери юрты раскрывались, и в проеме показывалось покрытое морщинками веселое лицо Орхона. Он веселым смехом приветствовал пробуждающуюся ото сна семью и нередко извлекал припрятанную за спиной тушку зайца или куропатки, которых только что подстрелил. К этому моменту в плите уже горел огонь и закипал водруженный на нее чайник. Рассевшись в кружок у плиты, они вместе завтракали. С гордостью устроившись на расшитом замысловатым узором ковре, Орхон Баатар брал в руки медный кувшин и разливал из него по мискам простоквашу. Он великолепно знал о том, как сильно Дженни и Джорджу хочется поскорей покончить с завтраком и броситься наружу, и дразнил их, раз за разом придумывая новые отговорки, то сетуя на усталость, то на боли в животе, то вдруг начиная обсуждать с женой погоду в таких невероятных подробностях, что дети начинали ерзать от возбуждения, но он был прекрасно осведомлен о том, где пролегают пределы их терпения, подмигивал им, расплывался в улыбке, обнажавшей кривые зубы, и спрашивал на ломаном китайском, не хочет ли кто-нибудь помочь ему отыскать его овец. Этот вопрос был сигналом. Дети тут же вскакивали и сломя голову выбегали из юрты навстречу сияющему солнцу (детям казалось, что все те дни, которые они провели у Орхона, стояла чудесная погода и ни разу не было дождя).