Дворец райских наслаждений - [170]
— Вы правы, — согласился Аиртон, чувствуя, как в нем просыпается надежда. — Может, это послание мандарина. Об убийстве. Может, он наконец начал расследование.
— Вы все узнаете, когда откроете ворота, — отозвался Филдинг.
— Как вы думаете, может, это сам мандарин? — спросил Аиртон, жестом приказывая слугам отодвинуть засовы.
Это был не мандарин, а Септимус Милуорд со всем своим семейством в сопровождении беснующейся толпы, забрасывавшей иностранцев грязью.
Незнакомый гонец ямэна сунул Аиртону на подпись документ.
— Вы дайфу Ай Дунь? Мы передаем вам этих преступников и поджигателей. Они будут дожидаться суда под вашим присмотром. Его превосходительство мандарин решил, что до отмены чрезвычайного положения заморские варвары должны жить вместе.
— Чрезвычайного положения? Какого еще чрезвычайного положения? — пролепетал доктор, однако вместо ответа гонец протянул Аиртону бумагу, чернила и кисть, чтобы тот поставил свою подпись.
— Делайте, что он говорит, — посоветовал Филдинг, глядя, как семейство Милуордов уворачивается от летящих в них комков грязи и объедков. — Поторопитесь, а то еще немного, и у вас не хватить воды их отмыть… К тому же, нравится вам это или нет, похоже, их все равно оставят здесь. Странно, — добавил он, — а я-то собирался нанести им завтра визит. Похоже, перед нами как раз тот случай, когда гора пришла к Магомету.
И снова на помощь пришла Нелли. Как только ворота закрылись, все семейство Милуордов, не обращая внимания на своих спасителей, грохнулось на колени. Септимус, напоминавший почитателя Вакха благодаря листкам капусты и шпината, покрывавшим его голову, воздел к Небесам руки и громогласно возблагодарил Всевышнего за спасение избранных Им, умоляя Его покарать безбожников и нечестивцев.
Нелли не собиралась выслушивать подобный вздор.
— А ну пошли, — закричала она, дернув изумленного Септимуса за бороду. — Давай вставай, подымай свое жуткое семейство. Коли вы у меня в гостях, вас ждет ванна и постель. Ежели желаете, можете молиться здесь, но прежде я вас накормлю горячей пищей. Вы поняли? Господи Боже, только поглядите на этих несчастных малюток! У меня сердце разрывается.
Милуорд покорно последовал за ней, что стало чуть ли не самым удивительным событием из тех, что случились в тот ужасный день.
Во дворе остались доктор и Бартон Филдинг. Некоторое время оба хранили молчание. Наконец Филдинг, сунув руку в карман, извлек портсигар и протянул его Аиртону:
— Угощайтесь, доктор. Остальные попытаемся растянуть на подольше.
— Что вы хотите этим сказать, Филдинг?
— Я о том, что дело ясное. Мы с женщинами и детьми укрываемся в форте Ларами[36], а снаружи хозяйничают воинственные краснокожие. Одна беда, похоже, кавалерия США на помощь не придет. Кстати, если будете пересказывать наш разговор дамам, сделайте одолжение, опустите последнюю фразу. Договорились?
— Я просто не могу поверить, что мандарин…
— Допустим, вы правы. Вы его знаете, я — нет. Однако не думаю, что нам следует полагаться на его помощь. Возможно, он не сможет нам ее оказать, даже если очень захочет. Примите мой совет, доктор, рассчитывайте на себя. Необходимо вовремя выйти из игры. Предлагаю завтра же, как только займется заря, посадить всех на телеги и на всех парах погнать в строительный лагерь, чтобы успеть на поезд, отправляющийся в Тяньцзинь.
— Вы что, серьезно? Любезный Филдинг, мне кажется, вы сеете панику. Вы предлагаете бежать? Как же я уеду? У меня больные. Это немыслимо.
— Доктор, вы исполняете свой долг, а я — свой. И поверьте, если бы речь шла о моих родных и близких, я бы знал, что делать. Слава Богу, я отвечаю только за семейство заблудших, которое только что доставили в ваш дом. Я, собственно, и приехал затем, чтобы их увезти. Совет принял решение, что они представляют угрозу для самих себя и для общества в целом, поэтому я уеду с Милуордами, даже если для этого мне придется их связать. Я намеревался остаться здесь подольше, однако обстоятельства складываются иначе. Что же касается вас, поступайте, как подсказывает совесть.
— Филдинг, Филдинг, — Аиртон не находил слов. Доктору казалось, что он тонет в океане обрушившихся на него событий и решений, которые он должен принять. — Даже у Милуордов есть свои подопечные. А как же сироты, что остались у них в миссии?
— Если за ними сейчас кто-то и приглядывает, то это явно не Милуорды, которых мандарин отправил к вам. Послушайте, доктор, иногда наступает момент, когда вы можете делать только то, что можете. Оказавшись в отчаянном положении, приходится принимать непростые решения. Если вы не в силах спасти всех, спасайте, кого получится.
— Знаете, я не уверен, что наше положение столь уж отчаянно. Я спрошу у Нелли, может, она с детьми… Постойте. А как же Элен? А Том? Элен должна оставаться в постели. А Нелли ее не бросит. Откажется наотрез. Я ее знаю. Том тоже никуда не поедет без Элен. А мои пациенты-китайцы?
— Я же говорил, доктор, вам придется принять непростые решения. Очень непростые, — пробормотал Филдинг, пыхнув сигарой.
Через два часа в ворота опять постучали, и в госпитале снова начался переполох. На этот раз солдаты Линя доставили «для защиты» герра Фишера и мистера Боуэрса. Нелли, Филдинг и доктор отвели двух перепуганных мужчин в дом, где в гробовом молчании выслушали ужасные вести. Обитатели госпиталя были настолько ошарашены событиями прошедшего дня, что услышанное не вызвало у них чрезмерного удивления. Герр Фишер попытался было описать жуткую смерть Чарли, но разрыдался и не смог продолжить рассказ. Узнав о том, что майор Линь забил до смерти Генри Меннерса, доктор лишь сокрушенно покачал головой, а Нелли сжала его ладонь в своей руке. После того как Боуэрс и Фишер закончили рассказ, выпили и доели суп, который им принесла Нелли, обитатели госпиталя обменялись лишь парой фраз. Все слишком устали, поэтому создавшееся положение решили обсудить утром. Пока людям было достаточно знать лишь одно — они оказались в ловушке.
