Дворец райских наслаждений - [119]

— Можете продолжать, казначей, — произнес мандарин.

Пронзительным фальцетом, как того и требовал обычай, Цизнь-лао принялся зачитывать обвинение. Документ пестрел вычурными фразами, и доктору пришлось напрячь внимание и слух, чтобы ухватить суть его содержания. Аиртону казалось, что он слушал виртуозного оперного певца (он всегда считал, что все официальные церемонии в Китае строились по модели пекинской оперы), но Цзинь-лао был совсем не похож на опереточного государя с флагами, длинной бородой и толстым слоем грима на лице. Обвинение было целиком и полностью направлено против Аиртона. Доктор понял, что казначей, которого он раньше считал обычным чиновником, на самом деле его злейший враг. От внимания доктора не ускользнуло злорадство и торжество, сверкавшее в змеиных глазах Цзинь-лао. Казначей показывал пальцем, увенчанным длинным ногтем, на А-ли, но глаза то и дело поглядывали на доктора, завораживая его. Аиртон почувствовал, как лоб начал покрываться испариной, а по спине пробежал холодок страха. Цзинь-лао говорил о его детях. На суде в ямэне. Невозможно. Это какой-то сон, кошмар.

Обвинения, скрывавшиеся за пышными речами, были просты. Между детьми разыгралась ссора. Сын и дочь иноземного дайфу по своей зловредной природе напали на крестьянских детей, которые, вдобавок ко всему, были младше их. Такое поведение было вполне естественно для детей варваров, не знакомых с приличиями и обычаями своей собственной страны, не говоря уже о стране с цивилизованным обществом, где им была оказана честь находиться. Старший мальчик в деревне, увидев, как обижают его братьев и сестер, отважно бросился на помощь и заслуженно отделал иноземных забияк, оставив несколько синяков и царапин на теле докторского сынка. Все это было мелочью, недостойной внимания ямэна, поскольку зачинщики драки и так уже были сурово наказаны. Онако же иноземный дайфу, удостоенный за успехи в нелегком труде милостивым расположением самого мандарина Лю Дагуана, варвар, которому в Шишане были пожалованы невиданные почести, показал свое истинное лицо, проявив гордыню и высокомерие. Возомнив, что никто не осмелится поднять голос против его чад, он нагло явился в ямэн и потребовал, чтобы вся мощь китайского правосудия обрушилась на головы невинных крестьянских детей — все ради того, чтобы насладиться местью за пренебрежение к нему и ко всем христианам, которых он представляет.

Доктор с удивлением увидел, что зевающий молодой человек, сидевший возле мандарина, при слове «христиане» нахмурился и энергично кивнул. Мандарин бесстрастно махнул Цзинь-лао веером, дав знак продолжать.

Цзинь-лао объявил, что был вынужден обсудить с иноземным дайфу все эти малоприятные вопросы прямо у ворот ямэна. Дайфу вел себя абсолютно неподобающе. В ярости он принялся кататься в пыли, изрыгая ругательства, грубость и непристойность которых потрясла стражей до глубины души. Он рассказал Цзинь-лао наскоро состряпанную сказку, поведав, что на его детей напала банда мастеров боевых искусств. Вне всякого сомнения, он собирался ввести ямэн в заблуждение, дабы навлечь кару на невинных жителей деревни, с презрением отвергнувших христианское учение, которое он распространяет. Тут молодой человек, сидевший рядом с мандарином, снова энергично закивал. Таким образом, дайфу желал не только осуществить личную месть, но и покарать врагов христианской веры. Цзинь-лао попросил исходящего злобой дайфу ступать домой, что дайфу, в конечном итоге, и сделал, однако в ту пору еще никто не мог угадать, что за страшную месть он вынашивает в своем сердце.

Иноземный дайфу, разневанный тем, что закон отказался выступить на его стороне, решил взять дело в свои руки и приказал своему китайскому слуге-христианину («Взгляните на эту гниду — вот она, перед вами!») отправиться в деревню и отомстить отважному мальчику. Доктор сведущ в искусстве врачевания и кто как не он знает, как покалечить человека. Слуга выполнил ужасный приказ своего господина с таким рвением, что юный герой, возможно, больше никогда не сможет ходить.

— Вот как поступают христиане! — прокричал Цзинь-лао, дав стражу знак. — Посмотрите на дело их рук!

Стражник — Аиртон узнал его, именно он предлагал ему выпить у ворот — осторожно поднял на ноги одну из коленопреклоненных фигур. Это был мальчик, на плечи которого было наброшено покрывало. Ткань соскользнула на пол, и пошатывающийся мальчик предстал перед судом нагим. На ребенке не было живого места. Тело покрывали рваные раны и синяки. Доктор заметил, что одна нога у мальчика вывернута под неестественным углом и, скорее всего, перебита, скошенное плечо свидетельствовало о вывихе. Лицо доктора исказила гримаса, он отвернулся. На глазах выступили слезы. «Звери!» — хотелось закричать ему.

— Поглядите на дело их рук! — возопил Цзинь-лао. — Чего это доктор-христианин глаза отводит? Разве иноземный лекарь не желает осмотреть пациента?

— Суд узрел доказательства, — прервал Цзинь-лао мандарин. — Вывести отсюда мальчика и найти ему доктора! Мы в ямэне, а не в ярмарочной палатке с уродцами. Казначей, заканчивайте, да поживее.