Дворец Малинового Солнца - [9]

"...Итак, жизнь моя состоялась. У меня были планы - они перечёркнуты, у меня было будущее, на которое я уповал и которым оправдывал своё безделье, когда праздно растрачивал время, и вот, его нет больше, а я так ничего и не успел, многие годы мечтая о празднике, который наступит когда-нибудь, всегда когда-нибудь, быть может, завтра... Но вот оно, завтра - прежняя жизнь состоялась, ожидания мои были напрасны, и ничто уже не изменит этого, ведь я умер. Где же она, та река, которую нам обещали греки, где она, вожделенная река забвения? Я хотел бы погрузиться в её воды, чтобы забыть то, чему нет больше оправдания, и избавиться от этой боли!.."

"... Так я узнал, что смерть не дарует упокоения, и узнал, что есть ад, и есть чистилище, и прошёл их, и простил прежнюю мою жизнь ради новой, которой уже не будет конца..."

"...И всё же она была, эта таинственная комната, и если мне было суждено вскоре покинуть этот гостеприимный дом, то мне, во всяком случае, не хотелось бы сделать это под пытками. - О каким пытках вы говорите?- с недоумением спросил Эмануэль. Я объяснил ему. - Так вот отчего вы печальны!- рассмеялся он.- И только-то? - Что же в этом смешного?- сказал я, несколько досадуя. - Спешу успокоить вас,- сказал он.- Ровно ничего страшного в этой комнате не происходит. Уж во всяком случае, там никого не пытают. - Что же тогда это за комната? И что там происходит? - Вы ни разу не пытались войти в неё? - Пытался. - И что же? - Мне кажется, вы и сами догадываетесь. - Полно!- сказал он.- Не будьте же так серьёзны. Может быть, вам представляется, что я говорю об этом неподобающе шутливым тоном и даже издеваюсь над вами, но поверьте, я далёк от того чтобы насмешничать. - И всё же объясните мне, в чём тут дело,- потребовал я. - Охотно,- сказал он.- В этой комнате происходят мистерии. - Мистерии? - Да,- сказал он, пожав плечами.- Только и всего. - По-вашему, это слово что-нибудь объясняет? - Справедливое замечание,- согласился он.- И всё же, никаких пыток ни над кем в этой комнате не производят. Между прочим, моя тётушка посвящена в них... - Цинцинатта?- воскликнул я с изумлением. - Да,- сказал он.- Но разглашать их таинство запрещено под страхом смерти. - Мне представляется странным,- заметил я,- угрожать смертью здесь, где жизнь столь быстротечна, и смерти не избежит никто. - Вы правы,- сказал Эмануэль.- Но так же и на земле. Все люди смертны, и это ни для кого не тайна, и всё же нет большего наказания за преступление чем эшафот. Поразмыслив, я был вынужден согласиться. - Я знаю о том, что происходит там, очень немногое,- сказал он.- Но насколько я могу судить, мистерии эти представляют собой ничто иное как любовные оргии. Либо завершаются любовными оргиями. - И Королева принимает в них участие? - Этого я не знаю. - А... Цинцинатта? - Полноте!- сказал Эмануэль, рассмеявшись.- Что же в этом такого ужасного? - Но почему же я ничего не знал об этом? - Вы непременно желаете, чтобы у предмета вашей любви не оставалось от вас никаких тайн? Когда бы это было так, жизнь сделалась бы намного скучнее, вы не находите? - Это не только её тайна,- сказал я.- Не допускаете ли вы, что познание этих мистерий может приблизить нас к разгадке тайны дворца? Эмануэль посмотрел на меня долгим взглядом, потом усмехнулся и покачал головой. - Я понял, чего вы хотите,- сказал он.- Вы хотите быть там. Но это не то, чего хочу я. У каждого из нас есть своя ночная тайна. Но это ещё не дверь во дворец Королевы..."

"...То, что рассказал мне Эмануэль, оказало настолько сильное воздействие на мои мысли и настолько сильно захватило моё воображение, что вскоре мнение его уже казалось мне бесспорным - - Мною всё больше стало овладевать желание поделиться услышанным с кем-нибудь ещё, но увы, мне положительно не к кому было обратиться. Цинцинатта с неизменной беспечностью отвечала на все мои излияния и вопросы прелестными, но всегда настолько неопределёнными и общими фразами, что их можно было бы даже назвать уклончивыми, когда бы было возможно заподозрить в неискренности столь очаровательно простодушное создание; прочие же обитатели этого дома и вовсе не давали мне ни малейшего повода предполагать с их стороны готовность к обсуждению подобных тем. Или таковы были здешние правила и нарушение их наказывалось столь строго, что они попросту боялись открыть мне свои подлинные мысли и опасения, подозревая в моих вопросах намерение выведать инакомыслие? Но если так, то кем же поддерживался этот закон, и кем он был установлен? Ведь если закон этот был установлен теми, кто жил здесь прежде, то их давно уже нет среди тех, кто живёт здесь теперь, а если не ими, то кем же? Неужели самой Королевой? В таком случае, в каждом, кто оказался здесь, изначально предполагалась должная степень осторожности и проницательности с тем, чтобы он сам, без чьей либо посторонней подсказки понял, как ему следует себя вести, и о чём говорить принято, а о чём нет. И это было бы вполне возможно, и кто-нибудь даже скажет, что так оно почти всегда и бывает в избранном обществе, когда бы не поразительное единодушие в соблюдении этого правила. Ведь кроме моего друга да разве ещё того странного господина в голубом парике - моего милого кукольника, который, кстати, с некоторого времени бесследно исчез,- никто и не помышлял о том чтобы выяснить, каким образом он оказался в этом дворце, и о том, как ему предстоит его покинуть, а между тем люди исчезали бесследно, и появлялись новые, и таким образом круг лиц, собравшихся здесь, был подвержен постоянным переменам. И уж конечно не могли быть столпами закона те мнимые правители дворца, которые сменяли один другого чуть ли не ежедневно и избирались столь нелепым и случайным образом, что сам титул их становился чем-то вроде театральной роли..."